Брат, мсти за любовь!

Зато утром следующего дня Марту изнасиловали. Нет, не в прямом, а в переносном смысле. Люба и Анка будто сговорились. Они вместе набросились на нее. Силой сорвали с постели, потянули в душ, поставили под ледяные струи. А потом долго-долго растирали ее окоченевшее тело спиртом.

Но это было только начало. Ее вытащили в парк, по морозу заставили бегать по заледенелым дорожкам. Потом гимнастика под сводами огромной чугунной беседки в том же парке.

Люба и Анка знали толк в своем деле. Как-никак без пяти минут спортивные инструктора. Они взялись за Марту всерьез. Утренняя гимнастика, бег, холодный душ, ежедневные упражнения на силу и выносливость. Никакие отговорки в расчет не принимались. И Марте приходилось напрягать все свои силы, чтобы справляться с заданием. С каждым днем нагрузка увеличивалась…

Марта могла бы избавиться от спортивной опеки. Но только одной ценой — уехать обратно домой. Но она бы ни за что этого не сделала. Во-первых, родной город всегда будет напоминать ей о трагедии. А во-вторых, втайне она даже была рада, что Люба заставляет ее жить в экстремальном режиме, не дает ей никакого передыха. В ритме постоянных физических нагрузок она будто забывала о насильниках. Да и организм ее креп день ото дня. А ведь она была такой слабенькой…

Через месяц Марта стала ездить в Москву вместе с Любой и Анкой. Два часа на электричке, Ярославский вокзал. А потом на метро кто куда. Сестра и ее подруга в свой институт, а Марта на подготовительные курсы. Ее все-таки приняли туда. И все Люба. Она была знакома с одним деятелем искусств. Мужчина не первой молодости. Но вроде ничего из себя. Впрочем, Марту он совершенно не волновал. После всего, что случилось с ней, мужчины перестали существовать для нее.

Давид Исаевич преподавал на курсах. Марта относилась к нему лишь с сухой благодарностью за то, что он помог ей. Зато он, похоже, положил на нее глаз.

— А вы очень прелестны, дитя мое, — как-то сказал он.

И прошелся по ней масляным взглядом. Марту передернуло. Он сразу стал ей неприятен до омерзения.

— Я вам не дитя…

Ее неприязнь отразилась в этой фразе.

— Марта, мы же с вами культурные люди, — надменно произнес он. — И для нас «дитя мое» не имеет предосудительного оттенка…

Он понес какую-то интеллектуальную чушь. Марта слушала его вполуха. А мысленно посылала его куда подальше. И не только мысленно.

— Идите вы к черту!..

Ну не выдержала она, когда Давид Исаевич словно невзначай положил руку ей на талию.

На всех она производила впечатление тихой застенчивой девушки с периферии. В сущности, так оно и есть. Но это же вовсе не значит, что с ней можно так вольно обращаться.

— Фи, как некультурно, — сморщился он.

— Зато так говорят в народе. Вы же сами говорили, что театральное искусство питает свои корни в народной среде…

Давид Исаевич внимательно посмотрел на нее. Мысленно сделал какой-то вывод. Покачал головой.

— А вы, Марта, не так просты, как кажетесь…

— А простушки, Давид Исаевич, дома сидят…

Она эффектно отвернулась от него, грациозной походкой зашагала по длинному коридору. И все время, пока оставалась в поле его зрения, чувствовала на своей спине его восхищенный взгляд.

Марта старательно посещала курсы, числилась у преподавателей на хорошем счету. Только никакого морального удовлетворения ей это не доставляло. Охладела она к театру. Не было того вдохновения, которое толкало ее в Москву на актерское поприще не далее как год назад. И все из-за этих трех негодяев. Эти мерзавцы отравили ей жизнь…

Физические нагрузки, занятия на курсах уже перестали давать анестезирующий эффект. Все чаще Марта уходила в себя, давала волю своим переживаниям. Она ненавидела негодяев-насильников и мысленно призывала на их голову божью кару.

— Марта, перестань киснуть! — одергивала ее Люба. — Перестань киснуть, иначе прокиснешь…

— И кому ты будешь тогда нужна? — вторила ей Анка.

Обе крепкие, выносливые. Настоящие спортсменки. Когда-то они всерьез занимались спортивным многоборьем. Но продержались в большом спорте только до двадцати лет. На большее их не хватило. Сейчас они также занимались спортом, не менее серьезно, чем раньше. Но как будто больше для себя, чем для кого-то…

— А я и сейчас никому не нужна, — всхлипывала Марта.

— Глупая! Ты мне нужна, — говорила Люба.