Площадь павших борцов

Таким (или примерно таким) был тогда Сталинград — гордость советской индустрии, с населением около полумиллиона жителей, которые еще не ведали, что скоро их город будет полностью уничтожен и войдет в историю Человечества как незабываемый символ народного героизма.

Город-герой еще не был «героем»! Он работал…

* * *

В доме № 4 по Краснопитерской улице проживал Алексей Семенович Чуянов — с женою, детьми, дедом и бабушкой. Возле подъезда по утрам его ожидала легковая машина «бьюик», возвращая хозяина к семье только к ночи, изможденного от разных передряг и волнений, обыватели в городе о нем судачили:

— Большой человек! На своем автомобиле катается , денечек со Сталиным по телефонам о тракторах рассуждает…

Чуянов был первым секретарем Сталинградского обкома и горкома партии. Жизнь этого человека не была легкой. Он застал город, где «царила удушливая атмосфера, при которой клевета, опорочивание, нашептывание, подслушивание и доносы стали средством устранения с работы честных людей, которых объявляли врагами народа. В этот период многие партийные работники и представители творческой интеллигенции Сталинградской области были подвергнуты необоснованным репрессиям», — так вспоминалось Чуянову позже. Он начал партийную работу в Сталинграде с того, что разогнал алчную свору следователей, сыщиков и прокуроров, освободил из тюрем незаконно осужденных.

— Опомнись! — заклинала его жена. — Ты ведь не один на белом свете, хоть о детях-то наших подумал ли?

— Помню. О тебе, о себе, о детях, — отвечал Чуянов. — Но грех великий не подумать о людях…

Он попер на рожон! Один против многих.

Г. М. Маленков звонил из Москвы, задыхаясь, материл Чуянова:

— Что ты там балдеешь? Разве за тем тебе партия доверила город, носящий имя нашего мудрого вождя? Мы тебя в порошок сотрем, сволочь паршивая… Завтра от тебя даже тени на стене не останется!

Местное НКВД тоже хотело бы сделать из Чуянова «врага народа», но он — устоял. Как устоял? — чудом, наверное. Устоял и добился, чтобы весь аппарат слишком ретивых надсмотрщиков к Сталинграду близко не подпускали. Чуянов играл своей головой, а ведь ему было тогда всего лишь 33 годочка. В сложных обстоятельствах он действовал по правилу «не играть в таинственного носителя забот и тревог партии, не скрывать от народа своих сомнений», — это слова самого Чуянова.

— Хуже нет, — говорил он друзьям, поигрывая на пальце ключами от секретного сейфа, — когда партийный «кадр» становится на пьедестал недоступного божества с многозначительным выражением на лице заботливого и внимательного человека, и в таком случае именно по морде его и хочется треснуть вот этими ключами, чтобы не задавался.

«Большой» человек был и хорошим человеком (в этом я нисколько не сомневаюсь), а жене своей он признавался:

— Когда полмиллиона знает меня в лицо и по имени-отчеству, тогда от народа секретаршей не загородишься. Если у бабки крыша протекает, так она уже не ползет к домоуправу, она со своей слезницей ко мне тащится. Закройся я на замок, на улице меня дождется и все равно доконает…

Конечно, страх в душе был, и много позже Чуянов признавался, что рано или поздно его бы все равно посадили:

— Меня, по сути дела, спасла война. Если б не война, от меня бы и костей не осталось…

В большой стратегии он ни бельмеса не смыслил. Кадровый партийный работник, облеченный большим доверием народа (добавим — и лично товарища Сталина), он видел смысл жизни только в людях — со всеми их радостями и капризами, с активностью и недовольством, с подлинным героизмом и безобразным головотяпством. Приятно думать, что люди ангелы. Но тюрьма в Сталинграде — не декорация и не «пережиток проклятого прошлого». Приходилось считаться, что еще не перевелись жулики, предатели, доносчики, спекулянты, ворюги, хапуги и просто обалдуи, каких божий свет еще не видывал…

В один из летних дней 1941 года Алексей Семенович завтракал с семьей, сердито поучая своих мальчишек:

— Вовка, не болтай ногами. Валера, лопай, что дают и не капризничай. Заодно глянь — не подошла ли машина?

Дедушка Ефим Иванович сказал ему:

— Дал бы ты мальцам своим по лбу! Рази же они человеческий язык понимают? Вот раньше — драли, с утра до ночи, как Сидорову козу, и все было в ажуре. Не кочевряжились!

— У нас свой ажур, — ответил Чуянов.

— Иди-ка ты… никогда вам порядков не навести! Расселись там по кабинетам, одно знаете — в телефоны мурлыкать…