Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

– Ну, получается, что да, – еще больше сжался Левка.

– Как раскусили?

– Малява по мою душу пришла.

– Почему жив до сих пор?

– Так это, били ж… Если б не инспектора…

– Кто?

– Ну инспектора. Надзирателей так сейчас называют…

– Ты, случаем, не мент, если все знаешь?

– Нет, за это будь спокоен…

– А не спокоен я. За то, что ты пидар гнойный, не спокоен… В нашу камеру пришел, народ шкварить? – презрительно, спросил Карцев.

– Так это, здесь же все такие! – в испуге изумленно захлопал глазами Левка.

– Какие такие?

– Зашкваренные… Ну, петухи…

– Кто здесь петух? – взвыл Георгий.

– Ну все… – опуская глаза, буркнул Левка.

– Ах ты, мразь!

Карцев схватил новичка за грудь, затащил его в угол камеры, не попадающий в сектор обзора со стороны надзирателя, и со всей мочи ударил его кулаком в челюсть.

Левка сильно ударился головой о стену и, теряя сознание, сполз на пол. Карцев не на шутку перепугался. Нагнулся, нащупал пульс. Жив.

Все обошлось. Левка пришел в себя, кое-как забрался на свою шконку там и затих.

Утром после завтрака Карцева вывели из камеры для встречи с адвокатом. Пухлый, розовощекий Илья Данилович встретил его, как всегда, приветливо. На иное и рассчитывать было нельзя, зная о тех гонорарах, которые он получал за свою работу.

В кабинете было прохладно, но у Ильи Даниловича на лбу выступила испарина. Он смахнул ее платком, в который тут же продул нос.

– Нездоровится что-то, в жар бросает, – смущенно улыбнувшись, сказал он. – Пора менять направленность.

– Какую направленность? – подозрительно покосился на адвоката Карцев.

– На гражданские дела переходить надо, а то устал я уже от этих тюрем. Вредно здесь находиться.

– Да? Не знал.

Илья Данилович как будто не заметил сарказма.

– Да, да, вредно, – подтвердил он. – И для психики вредно, и вообще…

– Туберкулез, СПИД…

– Ну, на счет СПИДа не знаю, а туберкулез здесь гуляет… И эти слухи…

– Какие слухи?

– Говорят, привидения у вас здесь водятся. А я человек впечатлительный…

– Привидения? Кто говорит?

– Да сегодня пропуск оформлял, говорили, эти, из охраны… Сегодня ночью привидение по третьему этажу бродило, по тюремному коридору. Надзиратели, говорят, видели. Ужас. Души замученных, невинно репрессированных маются…

– Когда, говорят, бродило? Сегодня ночью? – насторожился Карцев. Недоброе предчувствие ледяной рукой коснулось его горла.

– Да, сегодня…

Похоже, и адвокат разволновался так, будто призрак угрожал его собственной безопасности.

– И по чью душу? – невольно сорвалось с уст Карцева.

Илья Дмитриевич отнесся к вопросу совершенно серьезно.

– Не знаю.

– Ерунда все это, – словно стряхивая с себя наваждение, тряхнул головой Карцев.

– Действительно, ерунда.

Судя по той улыбке, которая появилась на лице адвоката, оптимизм арестанта оказался заразительным.

– Что-то мы с вами заговорились. Перед нами призрак народного суда маячит, а мы в мистику вдруг ударились… Я тут хотел обсудить с вами одно давнее дело. Об изнасиловании…

– Не понял! – всполошился Георгий.

– Ну, изнасилование было. Вашу девушку убили. Давно еще, в восемьдесят седьмом году… Сначала изнасиловали у вас на глазах, а потом убили…

– Мою девушку?! У меня на глазах?!

– Да. Я поднимал материалы уголовного дела, там все ясно написано. Подозреваемый – Пермяков Егор Артемович, позже осужденный по обвинению в убийстве…

– А, ну да, было такое… – сдался Карцев.

– Такое ощущение, как будто вы забыли этот давний эпизод, – заметил адвокат.

– Да нет, не забыл… Хотел забыть. Да как забудешь… Зачем вы мне об этом напомнили?

– Насколько я знаю, после этого события вы проходили курс лечения у частного психотерапевта.

– Кто вам такое сказал?

– Ваш друг. Лежнев Максим Игоревич.

– А-а, Макс… Нашел, что вспомнить.

– Правильно сделал, что вспомнил. И психотерапевт вас вспомнил. К счастью, он жив и может дать показания.

– Какие показания?

– О том, что вы пережили сильнейшее душевное потрясение.

– Зачем это?

– Вы меня удивляете, Георгий Степанович. Я собираю факты, подтверждающие вашу, скажем так, психологическую неуравновешенность, ранимость вашей души… Мы же договорились придерживаться версии, что гражданку Пахомьеву Елизавету Михайловну вы убили в состоянии сильного душевного волнения. И показания вашего психотерапевта как нельзя лучше повышают убедительность этой версии…