Амальгама счастья

Из телефонной трубки уже давно неслись короткие резкие гудки, а Даша все продолжала стоять, словно окаменев, прижимая ее к уху и отчаянно надеясь на то, что вот сейчас, сию минуту, все разъяснится, дядин голос снова ворвется в ее сознание, и он, быть может, скажет: «Я пошутил, не сердись, девочка…»

Старое зеркало напротив отразило ее исковерканную, изломанную фигурку, опрокинутое лицо, застывшие глаза – всю неестественность ее нынешней позы, всю новую боль, обрушившуюся с этим разговором, и ей показалось, что темная гладь зеркала сочувственно колыхнулась, готовая расступиться перед ней. Но, медленно покачав головой и отвернувшись в сторону, Даша опустила трубку на рычаг и теперь уже сама, добровольно, словно споря с кем-то или отказываясь от обещанного счастья, прошептала: «Еще не время… Пожалуйста, подожди…»

Глава 11

Спешно собираясь на назначенную дядей встречу – натягивая джинсы, бросая в сумку какие-то мелочи, освежая несколькими движениями перламутровые краски на своем лице, – Даша то и дело, словно завороженная, бросала мимолетные взгляды на телефон, молчание которого казалось ей теперь многозначительным и даже угрожающим. Она не стала на сей раз вынимать вилку из розетки – ограничилась тем, что включила автоответчик, твердо пообещав себе не брать трубку, пока не услышит голоса звонившего. И вот теперь напряженные нервы и обостренная интуиция подсказывали ей, что молчащий аппарат – это ненадолго…

Она была уже в прихожей, когда тишину замершей квартиры вновь разорвала телефонная трель. Девушка тихо вернулась в комнату, словно шум шагов мог выдать ее присутствие, осторожно присела рядом с телефоном, машинально отсчитывая гудки, принялась ждать, пока автоответчик даст сигнал абоненту. Ей нельзя было сейчас просто уйти. Мог позвонить Можаров, новый заказчик, и Даше нужен был этот разговор с ним – требовалось уточнить кое-какие детали проекта, не выяснив которые она не могла двигаться дальше. Мог, вероятно, перезвонить и Сергей Петрович, уточняя время или место встречи (а в глубине души она надеялась, что он перезвонит просто для того, чтобы сказать, как он ошибся, и извиниться)… Однако же голос, послушно раздавшийся в молчаливом пространстве квартиры после привычного шелеста магнитофонной ленты, оказался тем самым, которого она меньше всего ждала.

– Даша, здравствуй. Ты можешь не подходить к телефону – я все равно знаю, что ты дома. – Игорь произносил свои аккуратные фразы четко, по-деловому, и по тону этого человека сейчас невозможно было предположить, что когда-то они были близки друг с другом и произносили слово «люблю»… – Я надеюсь, ты уже поняла, насколько недальновидно с твоей стороны было портить со мной отношения. Должен предупредить тебя, что уже имел разговор с Сергеем Петровичем Плотниковым и ему не слишком понравились моя осведомленность о ваших семейных делах и те условия, которые я ему поставил. При этом, разумеется, я сказал ему, что действую от твоего имени… Так что не советую тебе сейчас попадаться ему на глаза – можешь представить, в каком он состоянии. – В комнате раздался короткий, колкий смешок, и через пару секунд голос зазвучал снова. – Если тебе интересны подробности – позвони мне. Я все еще готов с тобой сотрудничать, хотя, признаться, для тебя это будет уже не столь выгодно, как могло бы быть… Кстати, если тебе это интересно: я сказал твоему дядюшке, что несколько дней тебя не будет в Москве и по всем вопросам ему нужно связываться со мной. Надеюсь, вы оба не станете действовать за моей спиной – все равно ведь не столкуетесь… Пока, детка!

Она горько усмехнулась: сотрудничать – вот как, оказывается, это теперь называется!.. Ну что ж – пусть ждет. Даша не позвонит ему, что бы ни случилось, не позвонит никогда… И, растерянная, печальная, с болью в груди, она стремительно, как испуганная ласточка, выпорхнула из дома.

До отеля она добралась быстро. Заполненная людьми, шумная и праздничная Тверская, припорошенный свежим кокетливым снежком Столешников, Петровка, которая в уже наступивших сумерках умело прикидывала на себя почти европейский наряд, – все эти давно знакомые, любимые московские места теперь почему-то показались девушке чужими, словно и город вступил в заговор против нее, пытаясь выбить у Даши почву из-под ног и вместе с людьми сделать ее тем, кем она никогда не была: беззастенчивой авантюристкой, корыстной искательницей приключений, Ивашкой, не помнящим родства… Швейцар у входа в «Аврору», помогая ей пройти сквозь вращающиеся двери, бросил на девушку незаметно изучающий взгляд и, тут же определив опытным глазом ее социальный статус и возможную цель прихода, вежливо испарился.