Амальгама счастья

– Я не пугаюсь, – спокойно и веско проговорила Даша. – Меня, признаться, теперь это мало трогает. Но почему ты решила, что мера воспитательная?

Катя засмеялась, но в смехе этом было что-то недоброе и раздражительное:

– Да кто ж тебя теперь уволит-то, такую богатую и знаменитую! Клонов, правда, сегодня опять собирал нас и заявил, что в пятницу имел возможность убедиться в полном твоем непрофессионализме и отсутствии преданности банку; что давал тебе шанс исправить положение в воскресенье, но ты этим шансом не воспользовалась. А сегодняшним невыходом на работу, заявил, и вовсе отрезала себе все пути к отступлению… Но тут, Даш, и началось самое интересное: после всего этого он добавил, что вернуться в наши светлые ряды ты все-таки можешь, невзирая на приказ об увольнении, если только (лови мысль, подруга!) «будешь готова сотрудничать с банком уже не в качестве наемной силы, а в качестве партнера и инвестора»… Крепко сформулировал, да?

– Они все-таки хотят, чтобы я продолжала у них работать? – переспросила совсем сбитая с толку этой словесной казуистикой Даша.

– Они хотят обслуживать дела твоего швейцарского Фонда здесь, в России, дура! – в сердцах ответила Катя. – Нет, скажи: ты правда такая тетеря или только прикидываешься?

Они помолчали. Даша слышала, как тихо, но напряженно дышит в трубку Катюша, и вдруг перед ее глазами встали серые банковские коридоры, серое оборудование в офисах, серые картины на стенах и серые лица коллег – Катя, Аллочка, Клонов и лично президент банка Иван Алексеевич… И все они, напряженно и алчно дыша, наступали на нее с одним только словом: «Фонд… Фонд… Фонд…» А потом к ним прибавились Игорь и Павел, Светка и Сергей Петрович Плотников, и вся эта жуткая, нелепая вереница корявых фигур кривлялась и приплясывала вокруг нее, напевая все то же единственное слово. Фантасмагория была такой яркой, живой и зримой, что девушка невольно зажмурилась, всплеснула руками, и телефонная трубка с сильным стуком оказалась на полу…

– Эй, Даш, с тобой все в порядке? – послышался из упавшей трубки Катин голос, и девушка с каким-то облегчением сумела расслышать в нем неподдельный испуг и искреннее беспокойство. Она взяла себя в руки, подняла трубку и спокойно ответила:

– Да, не волнуйся. Все хорошо. А почему ты, кстати, говорила о переполохе и о том, что вы меня… похоронили? – Последнее слово далось ей нелегко, но собеседница, слава богу, не заметила этого.

– Да искали же тебя – и позавчера, и вчера еще, и сегодня целый день… Свет в окне горит третий день – слабый, правда, вроде ночника, но все равно видно, телефон молчит, и никто ничего о тебе не знает. А тут еще слухи поползли, – Катюша таинственно понизила голос, – что с наследством твоим дело нечисто и вообще – то ли полная туфта, то ли криминал. То ли тогда бабку убили, то ли теперь – тебя саму… Ой, Даша! О чем у нас только сегодня не болтали!

– Ну, довольно, ты послушай меня, Катюш, и передай, пожалуйста, всем тем, кто сегодня «о чем только не болтал»… С наследством все правда и все в порядке, никакого криминала. На работе я не появлялась, потому что в банк больше не вернусь. И сотрудничать мой Фонд с ним не будет, по крайней мере до тех пор, пока это зависит от меня. Последнее можешь передать лично Никите Юрьевичу Клонову. Так что он, может, не так уж был и не прав по поводу моего непрофессионализма и недостаточной преданности банку… Поняла?

– Поняла, – недоверчиво откликнулась в трубку растерянная Катя. И, помолчав немного, тихо спросила: – А где ж ты все-таки была-то все эти дни? А, Даш? Если правда за городом, то свет-то почему у тебя горел?..

И Даша не сумела ответить. Не смогла ни солгать, ни увернуться, ни, разумеется, сказать правду. Не было ответа на этот единственный бесхитростный Катин вопрос, и девушка просто положила трубку на рычаг – так осторожно и бережно, будто та была стеклянной. Зная свою собеседницу довольно хорошо, она была уверена, что Катя немедленно наберет ее номер и сошлется на то, что их прервали. Но телефон молчал, и едва слышно колыхались от осеннего сквозняка тяжелые занавеси на окнах, и даже собственного дыхания ей не было слышно в этой странной, поглощающей все тишине. Полумрак сделал очертания окружающих Дашу предметов едва заметными, их размытые контуры были угрожающи и холодны. Живым и теплым казалось ей только старое зеркало.

Глава 13

Итак, с нелюбимой работой в банке все было кончено. Что бы ни поставили ей теперь в качестве условия возвращения – обслуживание ли бабушкиного Фонда, Дашину ли благосклонность к неведомому ей чиновнику, молчание о сделанном Клоновым предложении или любые другие формы «лояльности», – Даше не подходило ни одно из них… И, мысленно перелистнув эту страницу своей жизни, девушка, вздохнув, снова потянулась к кнопке автоответчика. Вряд ли следующие сообщения принесут ей больше радости, нежели первое, подумала она. И не ошиблась.