Женщина из шелкового мира

— Видишь, а он не боится.

Альгердас осторожно сжал пальцы и выпрямился. Теперь не только его глаза, но и все голое тело светилось в рассеянном свете лампы. А глаза смеялись так, что свет, казалось, шел прямо из них.

Свободной рукой он взял со стоящего у кровати стула свою рубашку и закрутил ее вокруг бедер.

— Где у вас тут, кроме дома, тепло? — спросил он. — Не на мороз же его выбрасывать.

— В погребе… — ответила Мадина.

— Это где?

— В саду, возле теплицы. Ты куда? — подхватилась она, увидев, что Альгердас идет к двери, шлепая по полу босыми ногами.

— Отнесу его в погреб. — Улыбка мгновенно мелькнула в его глазах, когда он взглянул на перепуганное Мадинино лицо. — Все-таки ты мне дороже, чем он.

— Но это же на улицу надо выходить! Ты же замерзнешь! И ты же босиком!

— Не замерзну. Там в сенях валенки стоят, я надену.

И прежде чем Мадина успела его остановить, Альгердас вышел из комнаты.

Прильнув к окну, она увидела, как он идет по тропинке к погребу, чуть приволакивая по снегу ноги в больших валенках. Старый Шарик высунул голову из будки и проводил его взглядом. Альгердас был освещен только луной да неярким оконным светом. И в этом общем свете жилья и природы все его тело сияло как волшебный, наполненный особенной жизнью сосуд.

Плечи у него были неширокие, но расправлены они были широко, и от этого разлета, и от того, что походка у него оставалась легкой даже в великоватых валенках, — от всего этого веяло такой свободой и силой, от которой захватывало дух.

Мадина смотрела, как он идет, как удаляется от нее, но остается видим весь, каждым своим движением, каждым изгибом прекрасного тела, и сердце ее трепетало на самом острие жизни, в самой главной этой жизни точке.

Глава 10

С того дня, как Мадина стала жить с Альгердасом, время для нее исчезло.

Не остановилось, а вот именно исчезло — растворилось в сплошном потоке счастья. И в этом же потоке перестало иметь какое-либо значение все, что прежде казалось ей значимым или хотя бы насущным. Она с некоторым недоумением вспоминала, например, о том, как проводила целые дни за книгами. Теперь Мадина могла читать, только если Альгердас куда-нибудь уходил, да и в это время чтение не увлекало ее полностью. Она не погружалась в книжный мир, а просто читала — с той счастливой рассеянностью, которая позволяла ей думать о нем.

Конечно, они не только смотрели друг на друга, не только целовались или отдавались своей друг к другу тяге, очень сильной. Они разговаривали о самых разных вещах, и даже много разговаривали; их обоих это увлекало. Но все, что становилось предметом этих разговоров, приобретало для Мадины значение только в тот момент, когда соединялось с Альгердасом. И ее уже не удивляло, что он освещает жизнь вокруг себя, как лампа, и что имеют смысл только те предметы и явления, которые попадают в этот его световой круг.

Но все-таки ей следовало подумать о работе; это она понимала. Правда, недостатка в деньгах Мадина не ощущала. И Альгердас получал за свои дизайнерские работы достаточно, чтобы они могли жить не богато — в богатой жизни никто из них не чувствовал необходимости, — но безбедно, и у нее самой были отложены кое-какие деньги. То есть она ничего специально не откладывала, просто, живя в Бегичеве, не находила, на что тратить даже свою маленькую библиотекарскую зарплату. Так и образовались эти деньги, и Мадина забрала их в Москву, когда они приезжали с Альгердасом на Новый год.

И все-таки ей не хотелось сидеть дома. Она опасалась такого вот сидения, хотя, правда, как-то лишь умом опасалась. Сердце говорило ей, что Альгердасу с ней хорошо и что пресловутый отдых друг от друга ему совсем не нужен. Но в уме ее то и дело мелькал опасливый вопрос: а вдруг все же?..

Когда она сказала, что пойдет работать, Альгердас удивился.

— Зачем? — спросил он. — Тебе скучно?

— Нет, — покачала головой Мадина. — Но мне показалось, что ты…

— Что — я?

— Ничего. — Она улыбнулась. — Все-таки человек должен работать. Нас ведь для этого из рая и выгнали.

— А мне, знаешь, сейчас кажется, что ниоткуда нас не выгнали. Во всяком случае, нас с тобой… Но если ты хочешь работать, то конечно. А где?

— В библиотеке, наверное, — пожала плечами Мадина. — Где еще?

— Ну, мало ли. Все-таки жизнь у тебя изменилась. Может, тебе совсем другого теперь хочется. Нового.