108  

Приплелся Ползищев, уренский Палладио, в штанах из бархата.

– Будем планировать бульвар, – велел ему Мышецкий…

В самый разгар творческого вдохновения двери кабинета раскрылись, и на пороге предстал обалделый Огурцов.

– Гражданин князь… – пролепетал он, пугаясь.

Сергей Яковлевич встал и посмотрел на него строго:

– Что это значит, сударь? Выбирайте выражения…

Огурцов молча протянул ему «Учреждение о Государственной думе».

Был очень жаркий день – августа 1905 года…

«Что-то будет?.. Мамоньки!» – думал Огурцов, покачиваясь.

Глава пятая

1

Пять месяцев, начиная с февраля, тужился чиновный ум, и вот результат: Булыгинская дума должна быть не законодательным, а лишь совещательным органом в русском правительстве (последнее же слово оставалось по-прежнему за царем). Сергей Яковлевич вчитался в «Учреждение» и развел руками.

– Помилуйте! – разволновался князь. – Гора мышонка родила. К дребезжащей машине русского бюрократизма прибавилось еще одно маховое колесо, но… разве об этом мечтали мы все?

Вскоре прибежал запыхавшийся Чиколини:

– Князь! Вот тут Бабакай Наврузович, по примеру московского «Метрополя», желает сегодня каждому гостю, в честь такого события, налить бесплатно по бокалу шампанского… Как быть, князь?

Глупость мира сего не имела предела.

– Бабакай может налить и бочку даром, но я-то при чем здесь? Я ведь только уренский губернатор, Бруно Иванович, а вы меня все время за кого-то другого принимаете!

Велел отключить телефон, поставил Огурцова на страже дверей. Надо как следует разобраться. В чем суть? Кто получит право голоса? Это ведь главное в кампании предстоящих выборов…

Было намечено все три избирательные курии: 1) землевладельцы и собственники крупных недвижимых имуществ; 2) домовладельцы, предприниматели и фабриканты, а также лица, которые платят в год за квартиру не менее тысячи трехсот двадцати рублей, и 3) крестьяне, владевшие земельным наделом; последние получали право голоса не сами, а лишь от имени волостных сходов…

Да, было над чем задуматься. Сергей Яковлевич испытал вдруг чудовищную неловкость. Ему было стыдно, как бывает стыдно за близкого человека, который возьми да и ляпни в обществе глупость. Князь ведь очень ждал этого момента в русской истории. Казалось, отсюда и начнется новая эра для России – вече, народ, свобода… «Пусть и подерутся, но драться будут разумно – за идею!»

А вместо обещанных марципанов ему подсунули дешевый и скользкий леденчик. Сергей Яковлевич никак не ожидал, что Булыгин и его компания столь нагло отринут от выборов весь рабочий класс. А куда деть русскую интеллигенцию – врачей, педагогов, писателей, – всех тех, кто не может вынуть из кармана тысячу триста двадцать рублей за одну только квартиру?..

– Импотенты! – сказал князь с презрением, и снова раздался звонок. – Огурцов, я кому велел, чтобы телефон отключить?

– Ваше сиятельство, это же из генерал-губернаторства…

Звонил из Тургая чиновник особых поручений генерала Тулумбадзе, спрашивал: «Разрешаете ли вы в Уренске вывешивать флаги?»

– Я не запрещаю вывешивать флаги, – ответил Мышецкий. – Не знаю, как у вас, а у меня в Уренске каждый молится на свой лад: один – красну солнышку, а другой – ясну месяцу…

Князь присмотрелся: флаги были вывешены над кухмистерской вдовы Супляковой, над редакцией «Уренских губернских ведомостей». А вот над жандармерией флага не висело: это похоже на Дремлюгу – ведь он не раз повторял вслед за Сущевым-Ракусой: «Мы люди незаметные, скромные, по стеночке ходим, по стеночке…»

Телеграф принес первые известия. Например, что турецкая цензура не пропустила в печать ни единой строчки о созыве Государственной думы в России. А русская полиция (турецких газет не читая) пошла на поводу султанских цензоров: в некоторых губерниях «Учреждение о думе» прятали от мужиков как вредную крамолу.

Чиколини тоже суетился изрядно, намекал Мышецкому:

– Как бы, князь, худого не вышло! Да и выборы опять-таки… Что за штука? Впервые в жизни выбирать станут – как бы волосами не сцепились! Привыкли от начальства поставленных видеть…

Мышецкий взялся за трость, надвинул шляпу:

– Поехал ужинать… А вы, Бруно Иванович, будьте готовы: завтра – так и быть! – нагрянем на господ Жеребцовых и победим…

На демократических началах губернатору, как и прочим, Бабакай Наврузович вспенил бокал дарового шампанского. Между столиков, вытирая потную шею, околачивался директор депо – Смирнов.

  108  
×
×