На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

Навстречу им поднялась барственная фигура господина, гладко бритого, немного смущенного. Холодно и строго сверкали стекла его пенсне, да блестел выцветший придворный мундир.

– Вы Кривошеин? – спросили красногвардейцы.

– Нет. Я только что беседовал с ним. Он пошел отворять двери. Ибо прислуга давно разбежалась. Это вы звонили?

– Та-ак… А вы, простите, кто такие будете?

– Князь Мышецкий, честь имею…

– Ваш чин при старом режиме?

– Тайный советник.

– Звание при дворе имели?

– Церемониймейстер его величества.

– А должность?

– Помощник статс-секретаря Государственной Канцелярии…

Красногвардейцы переглянулись: Кривошеин удрал, а эта птица, видать, тоже контра порядочная. И быстро решили:

– Одевайтесь… пошли!

– Что это значит? Право свободы, право личности…

– Хватит болтать, гражданин Мышецкий!

Вот они знаменитые «Кресты» – тюрьма, куда он домогался чести попасть когда-то. Теперь попал, сам того не желая.

– Я надеюсь, – сказал Сергей Яковлевич, – что, когда Кривошеин вам попадется, вы меня выпустите? Я – заложник, да?

– Надейтесь, – ответили ему. – Эй, Корниенко, забери этого князя-контру в монархический сектор…

Приобщили. В камере сидел уже генерал Петрищев, известный англоман, грыз желтыми зубами набалдашник стэка (за освобождение англомана ратовали теперь немцы). На коленях генерала лежала в раскрытом виде «Похвала глупости» Эразма Роттердамского.

– А, князь, – злорадно прошипел Петрищев. – И до вас добрались большаки? Говорят, вы смолоду немало «оппозиции подпушали». Вот и аукнулось вам днями золотой свободы… Каково?

– Угостите папиросой, – попросил Мышецкий, растерянный. – Я оставил портсигар в доме Кривошеина, он удрал, а меня подкинул!

– Пожалуйста, – согласился генерал. – Первую папиросу вы от меня получите. Но здесь тюрьма, и впредь так: я вам – папиросу, вы же мне – половину пайки хлеба… Идет?

Двери в камеры не закрывались. Монархисты свободно хаживали в «гости». Вышел и Сергей Яковлевич, осматриваясь. Компания подобралась грамотная – от профессоров (с уклоном в монархию) до великих князей (с уклоном в демократию). В камерах было очень мало еды, но зато очень много книг: от Сенеки – до Ленина! Монархисты читали жадно, словно пытаясь разгадать сложный механизм социальных перемен в России. Особенным же успехом пользовалась литература о Французской революции.

Бывший премьер-министр Коковцов заведовал раздачей хлебных пайков, крича каждое утро по-блатному:

– Эй, шпана, налетай – птюшки несут! – И тянулись к нему руки бывших министров, бывших сенаторов, бывших генералов и бывших гофмаршалов. Наступило то вынужденное опрощение, к которому когда-то сознательно тянулся Мышецкий: разговор сделался примитивен, как у мужиков, шла тайная игра в карты, песни же пелись – за неимением своих – уголовные, подхваченные из жизни:

• Лежу я сейчас в лазарете,
• Пулю вынули мне из груди,
• Всяк имеет меня на примете,
• Что разбойник я был на пути.

• Отнеситеся к жизни премудро
• И печалиться нам не идет,
• В понедельник блатная лахудра
• Передачу мине принесет…

А, в общем, в тюрьме жилось лучше, чем на воле. Из окошка камеры Сергей Яковлевич видел, как текут к морю стылые невские волны, катят по Литейному мосту, ощетинясь штыками, грузовики, где-то слева сияют витые луковицы Смольного монастыря… Петербург, старый парадиз империи, стоит на месте – нерушимо!

Мышецкий шестой год был женат на урожденной Булгаковой, в первом браке Хвостовой, шумной и веселой женщине с толстыми бровями. В тюрьме он узнал, что она сумела скрыться за границу, покинув его.

– Что делать? – плакал Мышецкий первые дни. – Мы не декабристы, и наши жены… Увы, из них не станется, видать, Мари Волконской или Элен Трубецкой! Прощай, прощай…

Чтобы скрасить одиночество, он тоже записался в тюремную библиотеку, которой заведовал великий князь Николай Михайлович – известный ученый-историк, специалист по эпохе Александра I. На груди великого князя колыхался большой красный бант, и это ставилось ему на вид монархическими камерами, – с этим бантом Николай Михайлович гулял в свое время по Невскому, выступая на митингах.

– Меня не расстреляют, – сказал великий князь Мышецкому, – за что бы? Я всегда стоял в оппозиции ко двору, занимался историей и Географическим Обществом России… Приходите сегодня ко мне в камеру – я буду читать лекцию о последних монтаньярах Французской революции, после чего посудачим по вопросу, куда делся император Александр I и кто умер, вместо него, в Таганроге в 1825 году?..