Три мудреца в одном тазу

- Иваныч, а может, и не стоит выбрасывать-то? - хозяйственным взором окинул халявные гвозди и болты Угрюмченко. - Имущества-то сколько…

- А куда ж его тогда? - удивился Колобков. - С собой возить?

- Ну мало ли чего бывает… Знаешь, Иваныч, наша лодка лет тридцать назад около Новой Гвинеи ходила, мы там за гвозди кокосы покупали. А Яков Игорич, капитан наш, бабу купил за коловорот.

- В рабство, что ли? - не понял Колобков.

- Да не, на одну ночь. Хотя та негра больше и не стоила…

Директор «Питерстроя» задумался. Если бы он разбрасывался имуществом, самим попавшим в руки, то никогда бы не сумел купить «Чайку». В России эта куча гвоздей стоила бы не так уж много, но все равно вполне прилично. А здесь, среди тропических островов, населенных первобытными племенами, подобные вещицы действительно представляли весьма значительную ценность.

- Уговорил, черт речистый! - хлопнул Угрюмченко по плечу Колобков.

- Ай-ё-ё-ё! - скривился механик. - Иваныч, мля, у меня ж рука сломана, ты что, мля, делаешь?!

- Так она же у тебя пониже сломана, - испугался Колобков.

- Дак все равно больно! Бутылка с тебя за это, Иваныч.

- Хи-и-итрый… - осклабился Петр Иванович. - Зинулик, выдели Петровичу за мой счет четверть коньячку.

- Вот кого точно надо за борт, - указал на птеродактиля Угрюмченко. Тот, догадавшись, что речь о нем, яростно защелкал клювом. - Я из-за этой птицы в гипсе хожу. Вот как я буду тут все раскладывать, если у меня рука сломана?

- Рука сломана? - неожиданно проснулся Каспар. Он взглянул с вершины металлической горы на механика, оглушительно чихнул, надышавшись ржавчины, и сонно переспросил: - Рука сломана? Птица сломала руку?

- Ага, - осторожно кивнул Угрюмченко.

- Ну, этому горю нетрудно помочь. Шшука’покр аутлесс иттен-хорр зоно… или соно?…

С коротеньких толстых пальцев Каспара сорвались тысячи крошечных искорок. Они в мгновение ока окутали Петровича, и гипс упал на пол. И одежда тоже.

А вместо механика из-под нее выбрался здоровенный взъерошенный беркут.

Глава 9

Сотворить жизнь? Ничего сложного.

Хэвиланд Таф

- Петрович, это ты? - осторожно спросил Колобков.

- Не уверен… - медленно ответил беркут.

Голос прозвучал глухо и в другой тональности - за отсутствием зубов и совершенно иным строением языка и неба Угрюмченко не мог говорить так же, как раньше. Но все буквы выговаривал совершенно отчетливо.

Птица, в которую он превратился, оказалась весьма крупным представителем орлов. Настоящий «царь птиц». Почти метр в длину, а размах крыльев добрых два с половиной. Длиннющие искривленные когти на лапах, мощный клюв, суровые желтые глаза. Перья по большей части коричневые, но на затылке и шее - белые. Видимо, так отразилась седина Угрюмченко.

- Ну как, рука больше не сломана? - добродушно улыбнулся Каспар.

- Нет… но теперь это вообще не рука! - угрожающе взмахнул крылом Угрюмченко.

Огромный беркут раздраженно прошелся взад-вперед, сопровождаемый загипнотизированными взглядами семьи Колобковых и Гены с Валерой. Когтистые пальцы шевелились очень неуклюже - человек, попавший в это тело, чувствовал себя крайне неловко. Он все время поворачивал голову влево-вправо, не в силах приспособиться к птичьему боковому зрению, когда отлично видно все, расположенное по бокам головы, и крайне скверно - то, что прямо спереди.

- Иваныч, я так не согласен! - наконец заявил он. - Ты, Кио недоделанный, превращай меня обратно, слышишь?!

- Обратно? - удивился Каспар. - Ты что, не птица? Тебя кто-то заколдовал?

Старый склеротик уже успел позабыть, что сам только что превратил Угрюмченко в беркута.

- Петя, сделай что-нибудь! - шепнула Зинаида Михайловна, с ужасом глядя на седого орла, десять минут назад бывшего их механиком.

- Зинулик, а что ж я тут сделаю-то? Пацаны, ком цу мир! Ну-ка, найдите мне Светку… Серегу… ну и еще кого-нибудь потолковее. И посмотрите, как там Гюнтер - очнулся, или все так же.

Грюнлау не очнулся. Он по-прежнему лежал в своей каюте, лихорадочно метался на койке и непрестанно бредил на немецком языке.

- Zeichne auf… Mein Kopf… Heiss… Warum ist mir heiss… Das Grauen… Das Grauen mit den Schwingen… Das geflьgelte Grauen… Schalten Sie das Licht aus… Lassen Sie mich…

Это продолжалось уже больше десяти часов. С того момента, как немецкий бизнесмен вернулся с острова Волхвов, ему становилось все хуже и хуже, а потом он совсем слег, колотимый неизвестной болезнью. Рядом сидела Света, оставившая свою научную работу, и Бальтазар, злобно ворчащий в сторону иллюминатора.