Воспитание мальчиков

Внучка Сашура под утро регулярно запрыгивает в постель родителей, Никиты и Ани. Рассказывают про ее привычки, а я счастливо улыбаюсь: правильно, хорошо, моя Сашура получает необходимую дозу ощущения безопасности.

Большое спасибо детской психологии, которая дошла до признания положительности короткого присутствия детей в родительской постели. Это написали в новых книжках, которые читают мои невестки, Галя и Аня. А в наше-то время другое провозглашали: на руках не держать, пустышки не давать, не укачивать, в свою постель не пускать — и вырастет человек весь из себя совершенный. Моя подруга, уверовавшая в эти бредни, до сих пор со слезами на глазах вспоминает, как они с мужем обнаруживали утром маленького сына в изножье кровати — скрючившегося от холода, мокрого, описавшегося. Ведь в кровать к маме с папой — нельзя! Так хоть рядышком. Где теперь эти теоретики? Чтоб им пусто было!

Когда бездетные педагоги воспитывают, тугие на ухо дирижеры руководят оркестром, подмастерья сапожника берутся шить пуанты, доценты считают себя способными руководить страной, добра не жди. Нам-то что остается? Жить своим умом. Хотя свой настоящий ум формируется годам к тридцати, если формируется.

Мы с Никитой уютно устроились. Но тут пришел Митя и полез на кровать (какой-то секретно-интересный разговор намечается, а я пропущу?).

У Мити свои проблемы. Вынужден ходить в первый класс, где учат буквы и цифры, складывают три плюс два. Он в таком отчаянии, что уже не спрашивает нас, зачем надо ходить в школу. Он тайком читает книжки во время уроков и открыто — на переменках. Замечу, что, когда Митя шел в первый класс, он быстрее меня выполнял в уме арифметические действия (сложение-вычитание) с трехзначными числами. К моменту окончания первого класса Митя отупел, сдал позиции — я быстрее считала, хотя на двузначных числах сынок меня все-таки обгонял. Но и на солнце имелись пятна. С точки зрения правописания Митя был самым отстающим из отстающих.

— Никиток, пусть Митечка с нами побудет? — спросила я старшенького, притягивая к себе младшенького.

— Ладно, — милостиво согласился Никита. Митька, я тебе разрешаю.

— А я тебя не спрашивал, это мама спрашивала…

— Мальчики, не препирайтесь! — обнимала я одного за ножки, а другого за плечи. — Устроились? Ситуация у нас сложная. Никите класс объявил бойкот, безо всяких причин, правильно? — на всякий случай переспросила я.

— Правильно, — подтвердил Никита.

— Класс — это все в четвертом? — уточнил Митя.

— Да. «Класс» в данном случае — это метонимия. Мы употребляем единственное число, а подразумеваем множественное, всех детей. Или «город» — не как географическая точка, а всё его население. «Боец должен чистить ружье» — ведь не один боец, а каждый. «Все флаги в гости будут к нам» — как замена понятия «все страны». Это уже синекдоха, кажется. Не сбивайте меня!

— Сама, мама, отвлекаешься.

— Тогда пусть говорит Никита. Что происходит, сынок?

— Я не знаю, почему они со мной как с предателем.

— А учительница знает про бойкот?

— Нет, наверное.

— Мы мечтали, что приедем в Мехико, где люди прекрасны, а природа великолепна, — говорила я. — Природа не подкачала, а люди… Они везде одинаковые. Процент хороших и плохих, добрых и злых, интересных и глупых.

— Какой процент больше? — спросил Митя.

— Зависит от коллектива. Не перебивай меня, или пойдешь за дверь. Никиток, очень хорошо, что именно сейчас тебе второй раз довелось пережить человеческую жестокость.

— Почему хорошо? — возмутился Никита. — И почему второй раз?

— Впервые тебя запрезирали, когда ты вскочил на гороховом поле, ребята не поняли мотива твоего поступка. Хорошо, потому что — воспитание характера. Его, характер, надо тренировать, как мышцы. Закалять, как тело. Иначе человек вырастает слабым и безвольным. Не было испытаний — не будет стойкости. Если не довелось испытать трудности, то откуда возьмется умение их преодолевать? К сожалению, в жизни, начиная с детского сада и заканчивая пенсией, подчас возникают ситуации, когда кажется, будто весь мир против тебя.

— Весь мир — это метопипия? — уточнил Митя.

— Метонимия. Да. Мир как бы сужается до небольшого круга людей, в котором тебя не понимают, недооценивают, да просто вредят тебе. Ты знаешь, что за границами круга есть другие, хорошие, люди. Но в этот момент тебя более всего ранит несправедливость тех, кто в кружке. Ведь бывает, что мы с папой вас не понимаем или неправильно судим? — вырвалось у меня.