Воспитание мальчиков

— Туша!

Хорошо, что соседка не обиделась. Но она так долго рассказывала про свои гормональные болезни, что лучше бы обиделась и поскорей ушла.

Возвращаюсь с работы, Тамара Ивановна делится условиями нерешенной задачки:

— Наташа! Я не знаю, как сказать! Тьфу ты! — чертыхается она, невольно повторив мамину фразочку. И поправляется: — Я не знаю, чего хочет Александра Семеновна. Это растение. Но оно не растет в Советском Союзе. Наташа! У нас в Узбекистане все росло! Значит так. Оно зеленое и мягкое, но это не огурец. Оно зеленое и внутри, поэтому не арбуз. И у него одна косточка! — возмущается Тамара Ивановна. — Наташа! С одной косточкой только фрукты, Александpa Семеновна говорит, что это овощ, но Александра Семеновна не уверена.

— Это авокадо, — сходу догадываюсь я. — Честно говоря, тоже не знаю, фрукт это, овощ или ягода. Арбуз, например, почему-то относят к ягодам, а бананы — к травянистым растениям. Тамара Ивановна, неужели в Узбекистане росли бананы?

Ни я, ни Тамара Ивановна, которая до того в жизни не видела авокадо, не могли понять, как мама может есть сей тропический продукт без соли, соуса, вне салата, просто кусочками. Он ведь жирно-без-вкусный. Хотя и очень полезен.

— Мама! — бежит ко мне за помощью Никита. — Бабуля просит что-то принести. Я уже все перебрал, что мог. Не то.

Вхожу к маме в комнату.

— Я не знаю, как сказать, — говорит мама и смотрит на меня пристально.

— Зачетную книжку. Бабушка хочет убедиться, что ты хорошо сдал сессию.

— Как будто бабушка что-то разберет, прочитает, — тихо ворчит Никита, отправляясь за зачеткой.

Прочитать не прочитает, но контроля не ослабляет, и это в ее положении — замечательно.

Со временем я научилась разгадывать мамины желания, точно мы сделались телепатками.

До инсульта мама была пуританкой. На пляже — только в закрытом купальнике. Но после болезни ей пришлось отбросить стеснительность. Маму купали Митя и Никита, потому что у меня или у Тамары Ивановны не хватало сил поднять маму, погрузить в ванну, потом вытащить.

Внуки-студенты относились к уходу за бабушкой без грамма смущения, страха и тем более брезгливости. Они заботливо укутывали ее в большое полотенце, несли в комнату, помогали надеть пижаму. Смягчали мамино напряжение, успокаивая:

— Бабуля, раньше ты нас купала, а теперь мы тебя. Все нормально. Жизнь идет по спирали.

Мне забота внуков о бабушке казалась совершенно естественной. Я не замечала их трогательной нежности по отношению к бабушке, настоящей мужской жалости, переплавленной в юмор и шутки. Но и свое участие я не считала чем-то особенным. Любящий человек не требует жертв от любимого, напротив — ищет возможности принести себя в жертву. Что поделаешь, если один из любящих стал беспомощным инвалидом. Только сейчас, когда в памяти вспыхивают отдельные картинки, я испытываю умиление: как они любили ее, как замечательно она их воспитала! Но тогда я хорошо знала, что мальчиков, чья настоящая жизнь протекала за стенами дома, нельзя превращать в сиделок, постоянно нагружать обязанностями по уходу за парализованным человеком. Для этого есть я и поэтому есть Тамара Ивановна.

У мужа очередная долгая командировка, теперь в Америку. Дети-студенты, естественно, остаются в Москве. Я еду с Женей или не еду?

Задала этот вопрос маме. Она произнесла привычное: «Я не знаю, как сказать». Жестом мне показала: конечно, поезжай с мужем. А потом махнула рукой: выйди из комнаты, оставь меня! Отвернулась к стенке.

Сборы заняли несколько месяцев, много раз я заводила разговор: если ты не хочешь, я не поеду с Женей. Мама морщилась досадливо: мы уже все обговорили.

Прощание. Такси стоит перед домом. Мама в окружении внуков, моих свекра и свекрови, которые приехали нас проводить, тут же Лида — женщина, которая будет ухаживать за мамой, у них сложились прекрасные отношения…

Мама смотрит на меня. Сигналит таксист, он уже предупреждал, что опоздаем к самолету. Мама смотрит на меня. Торопит муж, дети давно погрузили чемоданы в багажник. Мама смотрит на меня. Свекровь нервничает, Лида растеряна, свекор заплакал. Мама смотрит на меня.

Я подошла и обняла ее. Я не вижу ее глаз, но отлично знаю, что они говорят: «Мы больше не увидимся».

Я восклицаю непонятное окружающим:

— Неправда! Не говори! Я скоро приеду!

По дороге в аэропорт кусаю губы, чтобы не реветь. Если ты любишь маму, то почему ее оставила? И вспоминается, как несколько лет назад я, молодая, игривая, нападаю на маму — щекочу ее, «пытаю». Обычно так с сыновьями забавляюсь, защекочивая их до потери дыхания.