Аптекарь, его сестра и ее любовник

— Все для тебя. Заслужил.

Он отпил несколько глотков, смакуя вкус и тепло, тихо урча от удовольствия.

— Я мог бы на тебе жениться.

С нервным смешком Лилли забралась на диван, ближе к огню, подогнув под себя ноги. Вязаный плед она прижала к груди, словно защищаясь неизвестно от чего. Может быть, от глаз Тирни, которые, похоже, преследовали ее, заглядывали ей в душу и знали о ней больше, чем она сама.

Тирни сел у камина и вытянул ноги к огню.

— Как голова? — спросила Лилли.

— Кружится.

— Болит?

— Гораздо меньше.

— Свежей крови вроде не видно, но, когда ты придешь в себя, я еще раз осмотрю твою рану.

Тирни молча кивнул. Когда он допил кофе, Лилли забрала у него пустую кружку и пошла в кухню, чтобы налить ему еще порцию. Но Тирни решительно отказался.

— Возьми себе.

— Я для тебя варила.

— Ничего не хочу слушать — пей!

Лилли сделала два глотка и передала ему кружку. При этом их пальцы соприкоснулись.

— Прекрасный кофе, Лилли. Очень кстати. Спасибо.

— Спасибо тебе, что притащил дрова.

— На здоровье!

Лилли заняла свое прежнее место в углу дивана.

— Я знаю о твоей дочери, — вдруг произнес Тирни бесстрастным голосом. И, увидев ее изумленное лицо, поспешил добавить: — До меня дошли кое-какие сведения.

— От кого?

— О тебе было много разговоров в Клири, особенно с тех пор, как Датч вернулся в город и возглавил местную полицию. В «Аптеке Ритта» вы оба входите в «горячую десятку».

— Ты проводишь время в «Аптеке Ритта»?

— Куда все, туда и я. Все там собираются.

— О, да, это местный клуб, — с насмешкой заметила Лилли. — Я так и знала, что мой развод с Датчем породит тучу слухов и догадок. Сплетники кормятся браками, беременностями, изменами и разводами.

— И смертями, — тихо добавил он.

— Да. — Лилли пристально смотрела на Тирни. — И что же говорят о смерти Эми?

— Что это была трагедия.

— Что ж, это правда. Ей было всего три годика, когда она умерла. Ты это знал? — Тирни кивнул. — Четыре года назад. У меня в голове не укладывается, что я прожила без нее больше, чем с ней.

— Опухоль мозга?

— И это тоже правда. Злостная гадина! Коварная и смертоносная. Она долго не проявлялась… очень долго. Ни паралича, ни частичной слепоты, ни проблем с речью. Никакого предупреждения о том, что нас ждет. Эми казалась совершенно здоровенькой. К тому времени, как мы поняли, что надо бить тревогу, опухоль заполонила целое полушарие ее мозга.

Лилли нервно перебирала бахрому вязаного пледа.

— Нам сказали, что опухоль неизлечимая и неоперабельная. Доктора говорили, что даже агрессивная химиотерапия и радиация могут продлить ей жизнь на несколько недель, ну, может, на пару месяцев, не больше. Мы с Датчем решили не подвергать ее изнурительному лечению. Мы забрали ее домой и еще шесть недель прожили сравнительно нормально. А потом эта проклятая опухоль сделала рывок. Появились симптомы, и все понеслось! Однажды утром она не смогла выпить апельсиновый сок. Потом начали отключаться другие жизненные системы. Она впала в кому. Однажды утром она перестала дышать. Ее сердечко стукнуло в последний раз и остановилось.

Тирни пытался поймать ее взгляд, но Лилли быстро отвернулась и стала смотреть на огонь.

— Мы пожертвовали ее тело на медицинские исследования. Мы подумали, что это может принести пользу… Может, спасет каких-то других детей от такого страшного конца. К тому же мне казалась невыносимой мысль о том, что ее придется положить в гроб. Понимаешь, она всегда боялась темноты. Не засыпала без света. У нее был такой ночник в виде прозрачного стеклянного ангелочка с распростертыми крыльями. Я его берегу и сама зажигаю каждую ночь. Ну, в общем, я не могла допустить, чтобы ее закопали в землю.

— Не будем говорить об этом, Лилли. Прости меня, не надо мне было…

— Нет, я в порядке. — Она отерла слезы со щек. — Даже хорошо, что ты заговорил о моей девочке. Мой психотерапевт советует мне почаще говорить о ней с кем-нибудь из близких и называть ее по имени — Эми. Это необходимо, чтобы как-то справиться. — Лилли повернула к нему лицо и встретила взгляд Тирни. — Знаешь, когда она умерла, люди старались не говорить со мной о ней. Не глядя мне в глаза, выражаясь иносказательно, они говорили о моей утрате, о моем горе, о моем трауре, но никто не называл Эми по имени. Наверное, они думали, что щадят мои чувства, а на самом деле мне было так необходимо поговорить о ней!