Без суда и следствия

Вот так она и вырвалась на свободу. Вот так она могла бы с оружием в руках добраться до Москвы. Могла бы найти Таню. Могла бы... К счастью, далеко она не ушла. Ее вовремя заметил часовой из соседнего «столыпинского» вагона. Он сделал предупредительный выстрел, а затем открыл огонь на поражение.

Кирилл бы не огорчился, если бы ее убили. Но Лия снова осталась жива... А жаль. Давно пора избавить мир от этой подлой гюрзы... А может, рана у нее смертельная? Может, ей уже дан зеленый свет в мир иной?..

Лию под конвоем увезли в больницу. А поезд продолжил путь...

В стране разгул демократии, а на этапе все, как в далеких тридцатых годах. Все та же патологическая жестокость со стороны конвоя.

Кирилл сгорал от унижения, когда их выгружали из вагонов, запихивали в автозаки, чтобы везти в пересыльные тюрьмы. В руках поклажа, а со всех сторон грубый смех, лай собак, издевательские приказы: «Бежать гуськом! Не останавливаться!» И хорошо, если прикладом не саданут по спине. Чистой воды садизм. Ни одна инструкция не позволяет так издеваться над заключенными.

Сначала был Екатеринбург, затем Красноярск. И, наконец, Иркутск. Еще немного терпения, и вот она, зона – улица Писарева, 13.

Число тринадцать несчастливое. Но в лагере жизнь терпимая. Со стороны администрации отношение нормальноое. А со стороны осужденных – как ты того заслуживаешь.

Кириллу повезло, что он попал в Иркутск. Здесь куда лучше, чем в той же нижнетагильской зоне. Там, говорят, не жизнь, а чума. Но и здесь тоже не медом намазано.

Колония находилась в черте города. Ее называли иркутской «тройкой», потому что на площади в десять гектаров сосуществовали сразу три учреждения – строгого режима, общего и колония-поселение. Расти зоне некуда, потому как вокруг жилой массив. Жизненное пространство рассчитано на восемьсот человек, а на самом деле здесь чуть ли не полторы тысячи. Люди живут везде, где только можно. Нары стоят и в полуподвальных помещениях, и в промышленной зоне – в мастерских, где есть система парового отопления.

Кирилл прошел карантин, получил распределение в отряд. И для него началась новая жизнь длиною в пятнадцать лет...

2

Таня получила сразу два письма. Одно датировано пятнадцатым апреля. Второе тоже апрельское, но на неделю позже. Одно письмо от Лии. Второе от Кирилла...

Кирилла она любила. И с нетерпением ждала... Ждала от него писем. Его самого она не ждала. Хотела ждать, но понимала, что пятнадцать лет – это целая вечность...

Лию она презирала и ненавидела. Эта дрянь убила ее брата, чуть не сломала жизнь ей самой.

Таня не должна была читать ее письмо. Она должна была разорвать его на мелкие кусочки и выбросить в мусорное ведро. Или, по крайней мере, она должна было его прочесть после письма от Кирилла.

Но конверт с ненавистным именем на обратном адресе жег руки. Она могла отложить его в сторону, но тогда она не сможет спокойно читать письмо Кирилла...

Таня не выдержала и вскрыла первый конверт. Лия писала ей в развязно-насмешливой манере.

«Танюша, ау! Как дела? Не скучаешь без большого и толстого?.. А у твоего Кирилла и в самом деле большой и толстый. Я его попробовала – очень даже ничего. Ты, наверное, спросишь, где это случилось? Спрашивай – отвечу. Мы встретились с ним на этапе, в «столыпинском» вагоне. Он заплатил двести долларов, чтобы нас оставили вдвоем. Знаешь, это было так чудесно. Ты даже представить себе не можешь, какой это был ништяк. Или ты представляешь?.. Мечтай, мечтай, а я еще разок с твоим Кириллом перепихнусь...»

Таня не выдержала – отбросила от себя письмо. Схватилась за другой конверт, надорвала его. Но письмо от Кирилла само вывалилось из рук...

Как это так! Кирилл изменил ей! И с кем – с Лией! Они занимались любовью...

А может, Лия врет? Возможно, дальше в своем письме она пишет, что все это она придумала... Таня снова взяла ее письмо.

«Я с ним перепихнусь, – продолжала Лия. – А потом вернусь к тебе. И расскажу, как мне было с ним хорошо. А потом я заставлю тебя...»

Дальше шло перечисление всех гнусностей, которые Лия собиралась проделать с ней. Таня снова отшвырнула от себя письмо...

В принципе, розовая любовь – это не так уж и ужасно. Но Лия сумела внушить ей отвращение ко всяким лесбийским штучкам. И сейчас она продолжала внушать ей то же самое...

И все же она снова взяла это письмо. Любопытство оказалось сильнее отвращения. Таня хотела знать, не грозит ли ей куда большая опасность, чем отвратный секс... Как в воду смотрела.