Черный ворон, я не твой

– Я не пошляк, – влюбленно глядя на нее, мотнул головой Герберт.

– А кто ты?

– Просто я очень тебя хочу, – смущенно и вместе с тем похотливо улыбнулся он.

Он подплыл к ней вплотную, но Римма подалась назад.

– Просто меня хотеть не надо.

– Я не просто… Я тебя люблю…

Она отплывала от него до тех пор, пока не оказалась зажатой в углу бассейна. Его рука легла ей на поясницу, пальцы пролезли под верхнюю резинку трусиков.

– Не надо, – покачала она головой.

Ноги у него слабые, но руки очень сильные. И если бы только руки… Если он прижмется к ней, то вырваться она уже не сможет.

– Почему? – Он смотрел ей прямо в глаза.

Глуповатый, но какой-то гипнотический взгляд.

– Потому что.

От него не надо было отворачивать лицо. Хоть и не красавец он, но от него всегда приятно пахло мятой и мужчиной. И целоваться с ним было вкусно… Но сейчас она ничего не хотела.

– Ты вчера была с ним? – распаляясь, спросил он.

– Нет, – снова соврала Римма.

– И сегодня будешь.

– Да нет же…

– Неужели он лучше меня?

– Нет.

– Тогда почему ты с ним?

– Потому что не с тобой.

– Почему не со мной?

– Потому что ты убил свою мать. Потому что за тебя страдает твой отец…

Это должно было охладить пыл Герберта, и он действительно сник, снова стал жалким созданием растительного происхождения, даже пустил слезу.

– Я могу хоть сейчас пойти в милицию, – пришибленно сказал он.

– Не надо, – покачала головой Римма.

Ей тоже был жаль этого несчастного и беспомощного, по сути, человека. К тому же она не могла толкать его в яму, от которой его удержал дядя Стас. Не имела права. Нельзя было Герберту в тюрьму.

– Успокойся, никто тебя ни в чем не обвиняет, – сказала она и даже ласково провела рукой по его заплаканной щеке.

Герберт воспрял духом, приободрился.

– Ты же знаешь, от Андрея зависит судьба твоего отца, – продолжала она.

– Можно было дать ему денег. Себя то зачем давать?

– Я не давала…

– А мне дашь?

– Не сейчас.

Он снова разошелся, на этот раз чересчур.

– А я хочу сейчас!

Его голова исчезла в воде, и она почувствовала, как он обеими руками взялся за резинку ее трусиков. И он так быстро ушел на дно и так ловко стянул с нее лоскуток материи, что она даже ноги сжать не успела. И осталась в одном лифчике.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

– Делаю!

Он попытался прижаться к ней, но Римма плотно свела ноги вместе. Пусть обломается.

– Дурак ты! А если войдет кто?

– Никто не войдет, – подавшись назад, покачал он головой. – Я двери закрыл…

– Через душ можно зайти.

– Все можно, если очень захотеть…

Его взгляд подернулся мутной пеленой похотливых мыслей, но разум ему еще не отказал. Хотя, казалось, он уже был близок к тому, чтобы взять ее силой.

– Мы же договорились, никто ничего не должен знать…

Римма была уверена, что в семье никто не знает об их чересчур уж близких отношениях.

– Все уже знают, – отрицательно покачал он головой.

– Кто все?! Что ты несешь? – возмутилась она и двумя руками оттолкнула его от себя.

– Мама знает… Знала…

– Врешь!

– Не вру… Она сказала, что нам нельзя быть вместе…

Герберт разволновался так, что стал заикаться.

– Она сказала, что мы брат и сестра…

– Вот именно! Брат и сестра!.. Твоей мамы больше нет, еще земля на ее могиле не остыла…

– И что?

– А ты ко мне лезешь! Должен же ты хоть какой-то траур соблюдать…

– Какой траур? Я не любил ее…

– Ну и зачем ты врешь?

– Я не вру… Я правда ее не любил… Она меня ненавидела, а я ее не любил…

Римма изумленно смотрела на него. Похоти в его глазах уже не было, равно как не наблюдалось ни капли жалости к своей покойной матери. А как он рыдал, как убивался, когда ее хоронили. Даже пытался прыгнуть за ней в могилу… Неужели его страдания были фальшью?

– Неправда. Она тебя любила…

– А я тебе говорю, что ненавидела, – не согласился он. – И называла меня уродом… Сказала, что ты моя сестра и наши дети могут быть уродами. А так как я и без того урод, то дети будут уродами вдвойне…

– Врешь ты все…

– Нет. Она сказала, что я такой же, как отец, сказала, что для меня нет ничего святого. А у меня есть святыня. Это ты… А она хотела тебя растоптать. И тебя, и меня. Она хотела рассказать все отцу… Но я ее опередил…

– Что?! Ты хочешь сказать, что нарочно убил свою мать? – ужаснулась Римма.

Она не была ангелом и не чуралась темных дел, но все же она не чудовище, чтобы спокойно выслушивать такие откровения.