48  

Глава 12

Адвокат позвонил в половине девятого вечера.

– Не знаю, Станислав Севастьянович, обрадую вас или огорчу. Наверное, то и другое… В общем, ваш сын сделал заявление, сознался в том, что убил свою мать. Он уже взят под стражу и сейчас находится в изоляторе временного содержания. Возможно, уже завтра, если, конечно, вы подтвердите его признание, вас выпустят на свободу…

– Да, но мой сын сядет.

– Вот я и говорю, не знаю, радостную новость вам принес или печальную…

– Тебе-то какая разница? Ты свои деньги получишь… И за сына моего возьмешься…

– Вот потому я и позвонил…

– До встречи!

Казимиров отключил телефон. Настроение приподнялось. Жаль, конечно, сына, но тот сам во всем виноват. Незачем было стрелять в мать, незачем было молоть языком перед капитаном Сизовым. Если Римма сделала все, как надо, то на Герберте надо ставить крест. А ему самому надо готовиться к свободе…

Никому ничего не говоря, Станислав заказал у надзирателя несколько бутылок водки. Накрыл стол, позвал самых достойных. Порядком опьянел на радостях, но лишнего ни слова не сказал. Как почувствовал, что завязка под языком разболталась, сразу же завалился на боковую с мыслью о том, что завтрашний день принесет свободу.

Его подняли глубокой ночью. Кто-то сильно толкнул его в бок. Станислав открыл глаза и увидел откормленную, незнакомую физиономию военного с погонами прапорщика.

– Вставай. Пошли.

– Куда?.. К следователю?

Спьяну он решил, что следователь не стал дожидаться утра и среди ночи привез в СИЗО постановление об освобождении.

– Ага, к следователю…

Конвоир вывел его из камеры, поставил лицом к стенке, чтобы надзиратель закрыл за ним дверь.

Ночь, звенящая тишина тюремных коридоров, нарушаемая лязганьем замков и сопением сонного надзирателя.

– Вперед!

Конвоир подтолкнул Станислава в спину. Снова:

– Стоять! Лицом к стене!

Ключом-вездеходом он открыл очередную решетку из тех, что разделяли коридор на секторы. В паузах между лязганьем и скрипом на уши наваливалась тяжелая и гнетущая тишина спящей тюрьмы. До Станислава вдруг дошло, что нет никакого следователя, а по ночам заключенных конвоируют лишь на расстрел. Но ведь он даже не осужден, да и смертная казнь как будто бы отменена…

– Эй, куда мы идем? – свирепо спросил он.

Страшная неизвестность настраивала на агрессивный лад, и выпитая водка озлобляла до неистовства.

– Начальник оперчасти вызывает, – спокойно ответил конвоир.

И все встало на свои места. Видать, Андрей сегодня дежурит, а чтобы не заснуть со скуки, решил поговорить с ним на прощанье. И то, что он всего лишь заместитель начальника оперчасти, ничего не значит. Конвоир мог и ошибиться, повысив его в должности.

На какое-то время бдительность Казимирова была усыплена. Но в конце концов он понял, что его ведут не в административный блок, а совсем в другое крыло тюремного здания. Он попытался утешить себя тем, что Андрей решил принять его в какой-нибудь камере, но лишь еще больше разозлился – и на себя за собственную глупость, и на конвоира за его наглость.

Он остановился и яростно глянул на прапорщика.

– Ты куда меня ведешь?

Вместо того чтобы ответить, конвоир вдруг резко присел с уходом в сторону и со всей силы ударил его своей дубинкой – точно под правое колено угодил. Станислав смог удержаться на ногах, но в колене просел. И этим воспользовался контролер, надзирающий за участком, где они сейчас находились. Он тоже ударил Казимирова – дубинкой по спине, аккурат в область почек.

Станислав понял, что его сейчас забьют до полусмерти, и поднял руки.

– Все!

– Еще слово, убью! – пригрозил прапорщик. – Лицом к стене!

Дальше идти не пришлось. Оказывается, они уже прибыли к месту. Надзиратель открыл тяжелую железную дверь, а конвоир втолкнул присмиревшего Станислава в открытую камеру. Дверь тут же захлопнулась – как будто стоявшие по другую сторону люди боялись, что он попытается вырваться обратно.

Ничего страшного Казимиров перед собой не увидел. Обычная камера, оклеенная дешевыми обоями, четыре кушетки с мягкими матрацами, полированный стол, во главе которого восседал наголо бритый мужик лет сорока – с длинным лошадиным лицом и волчьими глазами. Он скалился, молча глядя на вошедшего, золотая фикса тускло отражала свет висящей под потолком лампы. Рядом с ним еще один такой же бывалый и примерно того же возраста уголовник, но, как показалось Станиславу, рангом пониже. И тот и другой не отличались мощью телосложения. Невысокие, худощавые, если не сказать, тщедушные. И оба в какой-то степени ущербные – у одного уродливый шрам от уха до подбородка, у другого плохо вставленный стеклянный глаз. Зато сидевшие с ними рядом парни производили более сильное впечатление. Один был такого же примерно сложения, как незабываемый Ломага, с которым Станиславу приходилось иметь дело в общей камере. Такой же здоровенный и крепко накачанный. А второй… Второй был самим Ломагой. Он смотрел на Станислава как Отелло на Дездемону перед тем, как ее задушить.

  48  
×
×