– Тебе лучше самому застрелиться, – усмехнулся Казимиров.
– Не дождешься.
– А я бы на твоем месте застрелился.
– Когда окажешься на моем месте, я лично тебе в камеру пистолет принесу…
– Не принесешь. За неимением оружия. Заключенным оружие не полагается…
– Заключенным ты будешь.
– Только вместе с тобой… У меня в Рубеже человек один есть, он худо-бедно знает, что вокруг тюрьмы вашей творится. Нехорошие вещи там творятся. Тебя, гражданин бывший капитан, к нашей семье приписали…
– То есть? – чувствуя, как холодеет кровь в жилах, вскинулся Андрей.
– Твои считают, что ты бежать мне помог… Я-то знаю, что я не бежал, а вышел из тюрьмы как честный человек. Но бежать ты мне помог. Так твое начальство думает…
– Неправда!
Увы, но слова Казимирова были похожи на правду. Ведь Андрей мог задержать его в тюрьме, но не сделал этого.
– Ну, мы-то знаем, что это неправда. Но тебя моим сообщником считают, – добивал его Станислав. – Из-за бабы, говорят, продался. То есть из-за Риммы…
– Я не продавался.
– Это ты своему начальству попробуй, объясни… И деньги у тебя в сейфе нашли.
– Какие деньги? – схватился за голову Андрей.
– Тысяча рублей, из той последней партии, которую мы взяли… Если прикинуть палец к носу, какой вывод можно сделать?..
– Но я не с вами…
– А Герберта зачем убил?
– Герберта?! Я?!..
– Ну да. Ты же был последним, кто видел его живым. Каким ядом ты его отравил?
– Ты же знаешь, кто его отравил!
– Да, но думают на тебя!.. При вскрытии какой-то яд обнаружили…
После всего, что уже сказал Казимиров, Андрей готов был поверить в то, что его вдобавок ко всему обвиняют в убийстве Герберта… Это значило, что против него заведено не одно уголовное дело, что его подали в федеральный розыск как опасного преступника…
– Выбор у тебя, парень, не большой, «или-или»…
– Что, или-или?
– Или с нами, или в тюрьму…
– Я и так с вами. И никуда не могу от вас деться, – горько усмехнулся Андрей.
– С нами ты. Но без нас… Чужой ты среди нас… А мог бы своим стать…
– У вас своя шайка-лейка, а я сам по себе…
– Ну зачем шайка-лейка? – оскорбленно скривился Казимиров. – Мы – семья!
– Пусть будет семья. Но чужая для меня.
– Она может стать твоей. На законном основании. Римма любит тебя. И ты ее любишь. Вы могли бы пожениться…
– Насчет любви я бы поспорил. И с женитьбой проблемы будут – наши паспорта в загс не отнесешь. Мы в розыске…
– Сегодня в розыске, а завтра на Украине будем…
– Вас и там найдут.
– Найти, может, и найдут. А вот выдадут ли?.. Отношения между странами накалены…
– Отношения накалены между политиками, а менты как менялись бандитами, так и дальше меняться будут…
– Примем украинское гражданство. Там это недорого, я узнавал. Или дальше пойдем…
– Идите. Но без меня…
– Если мы тебя здесь оставим, то в земле.
– Ничего страшного.
– А твое удостоверение на месте преступления бросим. Как будто ты его потерял…
– Это шантаж?
– Нет, информация к размышлению… Ты подумай, парень, как жить дальше. Может, все-таки с нами пойдешь? На Римме женишься…
– Вместе с ней буду грабить и убивать?
– Не грабить, а восстанавливать справедливость. А убивать… Да, убивать придется…
Андрей знал, что его сразу же заставят убить человека, как только он примкнет к банде. Казимиров заставит его замараться в крови, для подстраховки…
– Я ухожу, а ты подумай над моим предложением. А я завтра приду. Ты мне все скажешь…
Казимиров ушел, но Андрей не стал напрягать голову в раздумьях над его предложением. Он и без того знал, что не пойдет у него на поводу. Не быть ему своим среди чужих…
Римму не угнетало безделье, но доставали братья – и те, что поближе родством, и те, что подальше. Выйдет из комнаты, Герман тут как тут. «К своему идешь, да? А не пущу!». Себастьян постоянно тенью за ней ходил. Была б его воля, и в сортир вслед за ней бы хаживал. Родные братья тоже хороши. Дескать, гуляй, с кем хочешь, но только не с Андреем… А если она ни с кем больше не хочет?
Стук в дверь вырвал ее из раздумий. Никто из домашних не мог входить к ней в комнату без разрешения. И если она худо-бедно терпела вмешательство в личную жизнь, то право на свою территорию готова была отстаивать с оружием в руках. Тот же Герман однажды получил промеж ног коленкой так, что больше вваливаться к ней в комнату не осмеливался, даже имея разрешение.