Пираты фюрера

Психологический надлом чувствовался буквально у всех. Пребывание более года в замкнутом пространстве корабля среди одних и тех же лиц, монотонность жизни по корабельному распорядку — все это не могло не сказаться на состоянии экипажа.

Почти все стали замкнутыми; разные мелочи, ранее остававшиеся незамеченными, вызывали приступы раздражения и мнительности.

— Мор,— как–то сказал мне Рогге, когда мы вместе стояли на мостике,— я решил отправить экипаж в отпуск.

— В отпуск? — переспросил я.— Куда? На какую–нибудь ближайшую льдину?

Я позволил себе шутить, хотя знал, что Рогге не любит бросаться словами. Раз говорит, значит наверняка держит в рукаве какого–нибудь туза, а то и двух.

— Предоставить экипажу отпуск на берегу мы не в состоянии,— продолжал командир, не обращая внимания на мои шутки,— поэтому мы предоставим им отпуск прямо на корабле. Каждому — семь суток. В течение этого времени они будут освобождены от всех обязанностей по штату и даже от внутрикорабельной дисциплины. Могут не выходить на построения и даже не участвовать в авралах. Исключение составляют только боевые тревоги. В случае тревоги они должны быть на своих местах по боевому расписанию. Ответственным за это мероприятие я назначаю вас, лейтенант. Организуйте все это дело и позаботьтесь, чтобы помещение для отпускников было комфортабельным и приятно выглядело.

Идея была замечательной. Она предотвратила многие инциденты, которые могли бы произойти из–за усталости и нервного перенапряжения.

Помещение для отпускников мы украсили картинами, моделями кораблей, фотографиями родных и т. п. Все это вызвало восторг у экипажа.

Через пару дней я вошел в каюту командира и доложил.

— К вам депутация, господин капитан 1–го ранга.

— Депутация? — удивленно переспросил Рогге.

В дверях каюты стояла первая партия отпускников, одетых в спортивные костюмы. У их ног были сложены сумки, украшенные ярлыками лучших отелей на курортах Германии.

Позднее на имя командира поступила телеграмма: «Прекрасно проводим время. Погода чудесная!» Все это, конечно, никак не вязалось с корабельным уставом и строжайшей дисциплиной военного времени, но таков был метод Рогге руководства подчиненными.

Но не всегда наши дела шли так гладко и лучезарно. Неожиданные проблемы возникали прямо на ровном месте. Сигнальщики, подменяясь для принятия пищи, спешно покидали камбуз, не убирая свои столы. Это вызывало раздражение у других матросов.

«Кто такие эти сигнальщики, что они так себя ведут? Мы что, обязаны убирать за ними дерьмо? Можно подумать, что они одни несут службу, а мы все тут отдыхаем!»

Появился старшина и приказал одному из крикунов: «Убери посуду и вытри стол!» Наступила мертвая тишина.

— Я кому сказал? — зарычал старшина.— Чего ты ждешь? Убери со стола!

Молчание.

— Убрать со стола! — приказал старшина.— Повтори приказание!

Двое матросов направились было к столу, но остановились и один из них сказал:

— Это стол сигнальщиков. Пусть они и убирают.

— Меня не касается, чей это стол! — отрезал старшина. — Выполнять приказ!

Матросы переглянулись и твердо ответили:

— Убирать не будем!

— Что? — заорал старшина.— Вы отказываетесь выполнять приказ?!

— Не будем убирать за сигнальщиками,— упрямо повторяли матросы.

На камбузе появился дежурный по низам офицер.

— Что случилось, старшина? — спросил он.

Старшина доложил, что матросы отказываются убирать со стола.

При появлении офицера все встали по стойке «смирно».

— Вы слышали приказ старшины? — пролаял офицер.

— Так точно, господин лейтенант!

— Выполняйте!

— Не будем, господин лейтенант!

— Вы отказываетесь выполнять приказ?

— Так точно, господин лейтенант!

Примерно тридцать матросов, находившихся на камбузе, ждали, чем закончится это нелепое пререкание.

Дежурный офицер вызвал караул и арестовал обоих матросов. Я по совместительству выполнял обязанности председателя военного суда. Положение было очень деликатным. Оба матроса обвинялись в невыполнении приказа в военное время, что приравнивалось к мятежу, тем более, что все это произошло на глазах у нескольких десятков матросов.

Из этого вытекало, что оба должны быть расстреляны или повешены.

Альтернативой могло быть их оправдание, но это было невозможно, поскольку их вина не нуждалась в доказательствах. Приказ должен быть выполнен в любом случае. Поэтому их оправдание не только было бы незаконным, но и опасным, т. к. имело бы разлагающее влияние на весь экипаж. Однако мотивы их поведения и полное раскаяние, когда они остыли и одумались, в наших конкретных условиях не позволяло применить к ним суровые меры, предусмотренные военными законами.