104  

– Слышь, мужик, ты куртку не продашь? Все равно ведь отберут, а мне осенью освобождаться.

– Скока?

– Ну, две пачки дегтя...

Он вынул из кармана ватника две пачки стремного грузинского чая.

– Да мне и одной хватит.

– На, держи! – Одну пачку мужик протянул Гене, а другую вернул в карман.

– Да нет, это ты держи!

Он ударил его без замаха, даже корпусом не повел. Но «козел» слетел с копыт и затылком стукнулся о трубу, что, выползая из земли, втягивалась в стену бани. Труба была обмотана теплоизолятом, и это значительно смягчило удар.

– Эй, ты чего? – потирая отбитый подбородок, спросил мужик.

– Ты же сам в пачку хотел... Вали отсюда, козлина позорная!

Увы, но эта выходка не осталась безнаказанной. Откуда-то вдруг появился офицер с повязкой дежурного и с ним два сержанта в камуфляже.

– Что за шум? И драка есть, да? – выразительно посмотрел на «козла» офицер.

– Да вот, ни за что ни про что... Земляков искал, а он по морде!

– Гроб себе заказывай, гнида! – пригрозил ему Гена.

И тем самым подписал себе приговор. На десять суток ареста. Но прежде чем препроводить в штрафной изолятор, ему позволили помыться, переодеться в лагерную робу. Вещи свои, сумку он сам сдал на склад, все как положено, по описи.

Его закрыли в четырехместной камере, где помимо него уже чалились два зэка – один рослый, с большой головой и удлиненным, как у лошади, лицом, второй низкорослый, худощавый, но более живой.

– А чего не здороваешься? – задиристо спросил мелкий.

– А кто его знает, кто вы такие? – скривился Гена.

«Может, вы петухи!» – читалось в его взгляде. Вслух он это сказать не решился – все-таки строгий режим, и за слова здесь спрашивают строго.

– Да мы-то правильные люди. А вот кто ты такой?

– И я правильный. – Витязь назвался, сказал, в какой зоне первый срок мотал, за какие грехи на вторую ходку загремел, за что сюда закрыли.

– Ну тогда присаживайся, если правильный. – Кивком головы мелкий показал на свободное место.

Нары здесь подняты, откроют их только на ночь. Но какие-никакие условия все-таки имеются.

– У нас в зоне кондей без дубка был, – хлопнув ладонью по железной столешнице, сказал он.

– И что, стоять приходилось? – густым голосом спросил рослый.

– Гонишь? Тут хоть стой, хоть лежи, а все равно сидишь, – хмыкнул Гена. – Теория относительности, блин...

– Какая теория? – не понял парень.

– Относительности. Это когда голову в загрузочную относят.

– Зачем?

– А чтобы мозгами загрузили.

– А зачем?

– Проехали... Я вот что хотел спросить, – обращаясь к мелкому, начал Гена. – Что за зона тут у вас? Я так что-то не очень понял. Красноповязочники беспределят, а мусора такие вежливые, аж тошнит. Козлиная зона, да?

– Красная. Была красной. Тебя вот за козла закрыли и пальцем не тронули. А раньше бы урыли... – с видом большого знатока объяснил мелкий. – Потому что порядки козлиные были.

– А сейчас?

– Сейчас... Тебя заяву заставляли подписать?

– Какую заяву?

– Ну, что на путь исправления встал. Было такое?

– Нет.

– А раньше было... Все подписывали. А Никон не подписал. Его здесь, в кондее, гноили. Почки на фарш отбили. А он все равно ничего не подписал. И барак на бунт поднял, а потом и зону «разморозил», когда новый начальник пришел. Тот права начал качать, Никона в кондей закрыл, а зона поднялась. Спецназ тут был, все дела. Прессануть нас хотели, а тут комиссия из Москвы, пресса... Короче, новый хозяин в крайняке остался, прижух конкретно. Сейчас тише воды ходит, взглянуть на зэка боится... Ну, в смысле, по закону все. И живем нормально, и на промке план человеческий, и пайка... А бузы нет, потому что Никон за этим всем смотрит. Если что не так, он чисто с хозяином вопрос решает и все выпрямляет, если не ровно...

– Кто такой Никон? В законе?

– Ну, да. Он вообще-то, «апельсин». В смысле, его на воле короновали. За деньги там или еще за что. А он тюрьму, говорят, под себя взял и здесь круто себя поставил. Братва за ним реально идет. Конкретно уважает. И если ты, например, назовешь его «апельсином», он тебе слова не скажет. А пацаны подойдут... Ну, я не знаю, что может быть. Может, ливер помнут, а может, и на пику. За Никона тут реально каждый подпишется.

– Но ты же назвал его «апельсином», – нахмурился Гена. Он уже понял, что мелкий ничего собой не представляет, серая масть, одним словом.

– Не, я так, для сведения.

– Да это неважно. Ты назвал «апельсином» реального уважаемого вора.

  104  
×
×