Томится душенька на зоне

— Их там трое было. И у всех родители с деньгами и связями… Похоже, они во вкус вошли. Меня за развратные действия упекли, а Веронику… Она вчера к нам по этапу пришла… Ее за кражу… Подставили, короче. Отличный способ избавляться от неугодных. Беспредельщики, одним словом…

— И на каком уровне у них связи?

— Отец большой чин в столичном правительстве.

— Тогда с ними лучше не связываться…

— А кто сказал, что я собираюсь с ними связываться?

— Голос у тебя как натянутая струна звенит. Отомстить хочешь…

— Может, и хочу.

— А что тебе это даст?

— Как что? Они мне три года из жизни вычеркнули. А страдала я как…

— То есть тебя бы обрадовало, если бы они заняли твое место?

— Где, в тюрьме?.. Да, радовалась бы. Еще как радовалась бы!

— А когда радость пройдет, ты поймешь, что ничего не добилась… Я не хочу сказать, что этих подонков нужно прощать. Но и связываться с ними не стоит… Тебе дальше жить надо. Судимость когда снимут, в театральном своем восстановишься. В театре играть, в кино сниматься. Станешь известной актрисой, тем и утрешь нос — всем, кто против тебя был. Докажешь, что не сломала тебя судьба. Напротив, судьба вознаградила тебя за те беды и страдания, которые выпали на твою долю…

— Твоими устами только мед пить… Ничего, что я с вами на «ты»?

— Ничего… У меня внучка твоего примерно возраста, она со мной только на «ты»…

— Это та, от которой вы едете?

— Да, Софа… Она мне как дочь… Дочь моя, Галина, погибла. Внучка осталась и внук. Они мне как дети…

Анатолий Данилович снова расстроился. Дыхание участилось, на лбу выступили крупные капли пота. Он снова остановил машину. Полез в карман за нитроглицерином, бросил таблетку под язык.

Глава 9

В Домодедово они приехали поздно ночью. Должны были быть много раньше, но Анатолий Данилович раз пять останавливался, чтобы перевести дух. И с каждым разом стоянки были все продолжительней… Но в конце концов они подъехали к его родному городу.

— Могу тебя домой отвезти, — еле живой от усталости, сказал он.

— Да ладно уж, я сама как-нибудь. Потихоньку, на электричке…

— Какая электричка в час ночи?

— Ну, на такси…

— Маньяки сейчас на такси ездят… Можешь у меня переночевать, если не боишься. А завтра днем я тебя домой отвезу… Или ты спешишь очень?

— Да спешу, конечно. Мать увидеть хочу, отца. Но думаю, ничего страшного, если немного задержусь… Ты один живешь?

— Да, внук мой в Москве.

— Тем более. А то еще коньки с дороги откинешь. Хоть будет кому «Скорую» вызвать…

— Вот и ладненько… Только я не в самом городе живу, тут деревенька рядом…

Ехать пришлось через гущу леса по темной, но на удивление ровной дороге. Деревня самая обыкновенная. Деревянные и кирпичные дома вдоль длинной улицы. Но Анатолий Данилович проехал дальше. Оказывается, его дом находился на дальней окраине деревни, а если точней, то стоял на самом отшибе. И подъезд к дому отдельный — через лесок вдоль речки по узкой, плотно посыпанной гравием и хорошо утрамбованной дороге. Из-за лесной поросли ограды не было видно. Два фонаря над широкими железными воротами, которые открылись сами по себе, стоило Анатолию Даниловичу нажать на клавишу брелока.

Дом впечатлял: двухэтажный, из красного кирпича, с шиферной крышей; большой, основательный, с гаражом в цокольном этаже; на окнах железные, выкрашенные в белый цвет решетки.

В гараж Анатолий Данилович заезжать не стал. Похоже, на это у него просто не было сил.

— Приехали, — сказал он, заглушив двигатель.

Евгения вышла из машины и почувствовала, как навалилась на нее ночная тишина. Деревья вокруг, лесные и садовые, но погода безветренная — даже шелеста не слышно. И сверчки как будто повымерли. Зато невольно возникло предощущение, что где-то рядом сейчас ухнет сыч. Гробовая тишина, похоронные предчувствия.

Сыч не ухнул, но из темноты вдруг выскочил огромных размеров пес. С угрожающим рычанием бросился на Евгению, но хозяин успел его упредить.

— Фу, Барбаросс!

Пес присмирел и даже лизнул Евгении туфлю.

Анатолий Данилович был так измотан, что лишь слегка потрепал своего Барбаросса за холку. Еле взошел на высокое крыльцо, долго возился. Нащупав клавишу, включил свет в прихожей и сразу в холле.

Евгения ожидала увидеть совковую мебель, расставленную со стариковским вкусом. Старинные буфеты, серванты брежневских времен, продавленный диван… Так было в доме у ее бабушки. Но у Анатолия Даниловича все было по-другому. Мебель не новая, но и старой ее назвать язык не повернется. Стенной шкаф с отодвигающимися дверцами, зеркала; в каминном зале, куда он провел гостью, роскошный гарнитур во всю стену, кожаный диван, камин с мраморной облицовкой. На стенах картины, на подставках бронзовые статуи, на полках дорогие безделушки. Пол устлан пышным ковром. А телевизор такой, что руками не обхватишь… Чувствовалась пыль, но не было запаха древней затхлости, какой обычно бывает в стариковских жилищах.