Ревнивая печаль

Кажется, в театре вообще никто не заметил того надлома отношений, который произошел у нее с Митей. Во всяком случае, Лере ни разу не приходилось ловить на себе чьи-нибудь невразумительные взгляды, слышать сочувственные или осуждающие интонации.

Это могло показаться невероятным, учитывая неистребимую любовь к сплетням и интригам, присущую любому театру. Но то ли здесь, в Ливневской Опере, установились какие-то особенные отношения, то ли Митя вел себя настолько сдержанно, что никто не ощутил даже тени напряженности.

«А может, просто работать всем приходится много, – подумала Лера. – Некогда сплетничать!»

Она поговорила еще немного с Колей, узнала последние новости и, отпустив администратора, вышла в парк.

Лера всегда удивлялась тому, как рано в Москве чувствуется осень. Август еще только начинался, а в кронах деревьев уже проглядывало золото, и воздух в парке был подернут особенной, не летней какой-то дымкой.

Лера прошла по аллее, спустилась к ручью и села на скамейку в ротонде. На белых колоннах не было теперь и следа похабных надписей и рисунков. Ротонда издалека поражала чистотой очертаний и не разочаровывала вблизи.

Вдруг Лера вспомнила, как познакомилась с Саней – вот здесь, в этой ротонде. Как он смотрел на нее, и глаза его сияли такой синевой, какую ей не приходилось видеть даже в небе.

«Куда это он пропал, интересно? – подумала Лера. – Обиделся на меня, наверное».

После незабываемого празднования своего дня рождения она решила не встречаться больше с Саней, хотя и жаль было расставаться с ним и с тем ясным чувством, которое он вызывал в ее душе. Но еще больше ей было жаль его самого. Чем она может ответить на ожидание, стоящее в его глазах? Невозможно обманывать такое ожидание, невозможно отводить взгляд, делая вид, будто ничего не понимаешь. Да и долго ли он сможет сдерживать себя, ведь он мальчик совсем, несмотря на свой крутой прищур!

Вспомнив Санину понтовую крутизну, Лера невольно улыбнулась.

Она позвонила ему назавтра после дня рождения, как и обещала. Саня сказал, что чувствует себя нормально и врача вызывать незачем. Потом все-таки пообещал вызвать и замолчал, хотя трубку не положил.

– Болит все-таки рука, Саня? – встревоженно спросила Лера. – Ты почему молчишь?

– Слушаю, – сказал он, помедлив. – Тебя слушаю, Лера…

Она простилась и положила трубку первой, чувствуя, как непонятная печаль тревожит ее сердце.

Лера думала, что Саня будет звонить ей часто, и даже пыталась обдумать, что ему скажет, чтобы не обидеть. Но он не позвонил больше ни разу, и она сама приобиделась слегка, но уже краем сознания, уже погружаясь в тягучую свою апатию. Она еще раз позвонила ему однажды, но телефон не отвечал.

«В Антарктиду уехал, не иначе, – подумала тогда Лера. – С пингвинами наметились дела!»

И вот теперь она сидела в ротонде, смотрела на едва заметную предосеннюю дымку над ручьем, и воспоминание о Сане пришло само собою. Оно оказалось единственным воспоминанием, которое не ранило душу, которое Лера не гнала от себя и которому даже радовалась.

И ушло оно легко, не оставив мучительного следа на сердце.

Лера вышла из ротонды, поднялась по крутому берегу, оглянувшись напоследок на склоненную над водой березу – словно заглянув в ее темный печальный глаз, – и направилась к выходу из парка.

В ее приезде действительно не было необходимости. Поездка в Эдинбург была подготовлена прекрасно, а в остальном – стоял штиль и мертвый сезон. И Лера шла теперь домой. Правда, не зная, зачем.

Хотя нет, дело все-таки было, Коля даже специально напомнил о нем. Состояло дело в том, что следовало подобрать для спонсоров – а предполагалось, что к осени спонсором будет не только листригон Юра Паратино, – материалы о художественном руководителе Ливневской Оперы – о Мите…

– Я тут без вас попытался, Валерия Викторовна, – объяснил Коля. – Но толком-то и не нашел ничего. В Театральной библиотеке мало, и все или старые совсем, когда Дмитрий Сергеич мальчиком еще был, или уже новые, когда в Москву вернулся. А что на Западе про него писали – этого, считай, и нет. Вы посмотрите дома, – попросил он. – Он-то сам собирал, наверное.

– Вот уж не знаю, – покачала головой Лера. – Очень может быть, что и не собирал. Но я посмотрю, Коля, и все, что найду, принесу.

– Поскорее только, – наставительно заметил Коля. – А самое серьезное отберите и факсаните мне в Эдинбург, ладно? Все-таки представительнейший фестиваль, мало ли… Надо быть во всеоружии! Лучше бы все-таки вам самой поехать, Валерия Викторовна, – добавил он. – Кто с вами в театральном менеджменте сравнится! Подождал бы парк, ничего бы ему не сделалось.