Восход над Шалмари

– Терпи-терпи, мало осталось, скоро приедем, – утешил его похититель.

Семену эта новость, однако, облегчения не принесла ни малейшего. Связывать его Татарин не стал, но Семен понимал, что это немногое меняет – ускакать он все равно никуда не сможет. Семен уже надумал при удобном моменте броситься на этого мелкого разбойника, свалить с лошади, а там – будь что будет. Глядишь, повезет и злыдень при падении свернет себе шею. Но удобного момента все не представлялось и не представлялось. А потом стало поздно – они выехали на дорогу.

С каждым часом дорога становилась все оживленнее, а Татарин – все возбужденнее, и, когда к вечеру появились первые дома немаленького по местным меркам города, похититель уже просто сиял.

– Теперь богатым стану, – делился он с Семеном планами по его, Семена, продаже. – Может, полсотни аньга выручу, а может, и больше. Лошадей куплю, табун заведу. Кобылиц молочных, молоко продавать буду, жеребят продавать. Эх, хорошо заживу!

Семен только зубами скрежетал.

Спешились уже почти в полумраке на площади перед невысоким, но длинным зданием. Семен, отметив малолюдность места, решил, что это и есть долгожданный удачный момент, и попытался дать стрекача, но умело брошенная веревка с грузиками тут же опутала его ноги.

– Ай-ай, какой глупый, – сказал Татарин, подходя к упавшему Семену. – Бежать собрался? Твоих здесь нет, а сам ты заметный, как одинокое дерево в поле. Куда бежать, где прятаться будешь? Не знаешь? Ай, глупый. Будут продавать завтра, не говори ничего, за дурака меньше дадут.

Семен лежал молча, и до него только сейчас стало доходить, что его командировка на теперь уже «эту» сторону может затянуться. Возможно даже – на всю жизнь.

Торги, против ожидания, не произвели на Семена особого впечатления. Даром, что одним из предметов торга выступал он сам. Механизм торгов, видно было, выверен до последней детали, и все ненужные сюрпризы давно предусмотрены и нейтрализованы. Еще с утра Семена заставили выпить чашку мутного теплого пойла со вкусом картофельного отвара. Пойло, несомненно, было щедро заправлено каким-то наркотиком, от которого Семену все происходящее стало глубоко безразлично. Сознание оставалось совершенно ясным, руки-ноги повиновались безотказно, но все эмоции пропали совершенно. Семен вполне мог попытаться сбежать или хотя бы оказать сопротивление, но никакого желания к действиям не испытывал, а лишь отстраненно наблюдал за происходящим, ощущая себя реинкарнацией Будды в теле рыбы, которую повар как раз доставал из воды.

Суетливый низкорослый мужичок в одеянии, напоминающем фрак, вывел надменно-безучастного Семена на помост под слепящее солнце, и самая странная в его жизни сделка купли-продажи состоялась. Семен послушно повернулся пару раз на помосте, продемонстрировал желающим язык и зубы, ответил на несколько вопросов, после чего без какого-либо заметного торга перешел в личную собственность усатого толстяка в богатой одежде. Сумма, заплаченная толстяком, Семена впечатлила даже в таком состоянии: если верить вложенным в Семенову голову знаниям, сто двенадцать аньга были весьма и весьма значительной суммой. В чем Семен убедился, следуя в свите толстяка дальше по рынку: два широкоплечих раба со зверскими рожами были куплены по два аньга и двадцать эргемов каждый, а за темнокожую танцовщицу толстяк, после некоторых обсуждений в компании распорядителя торгов и еще трех претендентов, выложил двадцать пять аньга. Ощущение собственной ценности доставило Семену смутное удовлетворение.

Обзаведясь танцовщицей, новоявленный владелец Семена решил, видимо, что на сегодня покупок хватит – еще раз гордо оглядев приобретения, кивнул удовлетворенно и повернулся к типу, которого Семен счел управляющим при толстяке-господине. Тип выслушал негромкие указания, после чего озвучил их для следующей ступени слуг. Указания заключались в том, что «высокорожденный господин Маренах повелевает сопроводить рабов в свой летний дом и устроить их надлежащим образом». Что и было исполнено ретивой челядью со всей надлежащей сноровкой и расторопностью. Семен лишний раз убедился, что хозяин его богат и уважаем. Поскольку эмоции в размышления Семена не вмешивались, вывод, к которому он пришел, был сугубо прагматичным: помощи ждать ниоткуда не приходится, поэтому следует счесть нынешнее положение наилучшим из возможных и не сопротивляться обстоятельствам.