Любовь и Рим

По напряженному телу Ливий пробежала медленная дрожь.

— И ты не станешь меня упрекать?

— Думаю, ты дашь мне нечто большее, чем глупое удовольствие знать, что я был у тебя первым. Думаю, отдав себя на растерзание опустошительной любовной страсти, ты потеряла больше, чем ожидала, зато, полагаю, приобрела некое понимание жизни и людей. Пройдет немного времени, и ты окончательно убедишься в том, что истинно ценно в этом мире.

— Ты будешь настаивать на выполнении супружеского долга?

Луций смотрел на нее твердым и открытым взглядом.

— Конечно. Я мужчина, Ливия.

— Но вокруг полно куртизанок и красивых рабынь!

— Не далее, как сегодня, я поклялся хранить верность своей жене. А я не из тех, кто нарушает клятвы.

Ливия произнесла в ответ странно тонким и резким голосом:

— Мне нравятся твои слова, Луций. Что ж, ты получишь меня по праву, пусть не возлюбленного, но супруга. Я обещаю. Но… не сегодня.

— Хорошо. По крайней мере, позволь развязать твой пояс — ты же не хочешь, чтобы о нас ходили сплетни?

Ливия кивнула и нерешительно приблизилась к ложу.

Луций долго теребил сложный узел, нетерпеливо дергая; наконец он схватил кинжал и разрезал пояс — в этом резком движении прорвались сдерживаемые им чувства.

— Ложись! — отрывисто произнес он. — Погасим свет и закроем ставни. Лампа сильно коптит, а из окна тянет холодом.

Ливия легла поверх покрывала, не снимая одежды, и свернулась клубочком. В темноте она слышала, как Луций тоже прилег на другой стороне кровати, и вскоре все стихло.

ГЛАВА VIII

Когда Луций проснулся, было еще темно. Он тихо встал и приоткрыл ставни. На небе беспокойно вспыхивали и мерцали звезды, наполовину оголившиеся деревья в саду жалобно стонали под порывами резкого ветра. Но над черными гребнями гор уже плыла розоватая кромка света, и небеса над нею приобрели оттенок нежной зелени. Немного постояв, Луций повернулся, подошел к кровати и склонился над Ливией. Он не собирался ее будить, но что-то в позе девушки насторожило его. Она лежала такая неподвижная, словно окоченевшая, и, казалось, не дышала. Луций осторожно потряс Ливию за плечо — она не откликнулась, тогда он приподнял падавшее на лицо покрывало и отпрянул: она лежала, стиснув зубы, с неестественным багровым румянцем на землистом лице. Сначала Луций страшно перепугался, подумав, что она приняла яд, и немного успокоился, прикоснувшись к ее телу, — руку обжег ровный сухой жар. Луций выбежал из спальни, как был, в нижней тунике, и принялся громко скликать рабов. Одного послал за врачом, другого — в дом Марка Ливия; приказал рабыням принести воды и приготовить чистую одежду.

Вернувшись в спальню, сам снял с Ливий брачный наряд, укрыл ее одеялом и в ожидании врача смачивал ей лоб и виски холодной водой с уксусом.

Вскоре прибыл Кердон, грек, самый известный в ту пору врач на Палатине; осмотрев больную, нашел у нее тяжелую форму лихорадки. Она поправится, сказал он, но не скоро. Это повторили и Марку Ливию, который пришел несколько позже. Тот расстроено кивнул, он был готов заплатить любые деньги, лишь бы снова увидеть дочь здоровой.

Ливий дали успокоительного питья, и она заснула. Оставив ее под присмотром рабынь, Луций вышел в атрий, к тестю.

— Здесь нет моей вины, — поспешно произнес он. Марк Ливий поднял ладонь.

— Знаю. Не беспокойся. — И озадаченно повторил уже слышанную Луцием фразу: — Ливия очень впечатлительная девушка. — Потом медленно прибавил: — К сожалению, даже богам не всегда известно, что таит человек в своей душе. Будь к ней внимательней, Луций…

— Конечно. Не хочешь ли выпить вина?

— Хорошее предложение. — Марк Ливий принял чашу из рук зятя и пригубил. — Придется отменить назначенный на сегодня пир.

Луций пожал плечами:

— Что поделаешь! Главное, чтобы Ливия выздоровела.

— Скажи, — Марк Ливий помедлил в нерешительности — Она не разочаровала тебя?

Луций вскинул невозмутимый взор.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Конечно, нет. Я считал и считаю Ливию безупречной. Уверен, из нее получится прекрасная хозяйка дома и верная спутница жизни.

Марк Ливий поставил чашу на стол.

— Хотел кое-что сказать… Дело в том, что я принял решение поручить Дециму загородные владения: позднее они отойдут к нему. Тебя же назначу своим доверенным лицом в Риме, ты станешь моим преемником в делах, я помогу тебе сделать карьеру, разумеется, при условии, что ты поклянешься оберегать Ливию и заботиться о ней до конца своих дней.