Любовь и Рим

Ливия села возле кровати, на которую прилег Гай. Он давно ходил сам, но сейчас долгий и крутой подъем утомил его. Они молчали, однако Гай взял руку Ливий в свою и тихонько сжал, выражая единение и поддержку.

Наведя в комнатах относительный порядок, гречанка вызвалась спуститься вниз и раздобыть какой-нибудь еды. Она вернулась довольно быстро и принесла ячменные лепешки, немного маслин и лука, козье молоко, а потом сказала, что они с Элиаром хотят искупаться.

— Идите, — ответила Ливия, — мы вас подождем. — Потом прибавила: — Я сама накрою на стол.

Когда они ушли, молодая женщина неловко произнесла:

— Здесь красиво и тихо… очень тихо.

— Да, — отозвался Гай, — подходящее место для изгнания. — И произнес с неожиданной улыбкой: — Самое время начать искренне поклоняться богам. Как сказал кто-то из философов: «Лучше уж верить басням о богах, чем покоряться судьбе, — басни дают надежду умилостивить богов почитанием, в судьбе же заключена неумолимая неизбежность».

Ливия вспомнила, как Элиар спросил: «Вот тут, в Греции, и находится Олимп, на котором живут боги?» «Да», — ответила Тарсия, а они с Гаем промолчали.

— В конце концов все получилось так, как ты мечтала, помнишь? — продолжил Гай. — Мы вдвоем на греческом острове…

— Нет, — промолвила Ливия, заставляя себя глядеть ему в лицо, — не так. Я долго думала и решила: будет лучше, если ты узнаешь прямо сейчас. Раньше это было бы по-другому, потому что раньше я не ждала ребенка от Луция Ребилла.

Гай смотрел на нее во все глаза, и в этих глазах молодая женщина видела смущение и испуг.

— Но как же теперь быть? — наконец произнес он.

— Как ты понимаешь, изменить ничего нельзя. Остается ждать. Перезимуем на острове, а после решим, что делать дальше.

— Ты уже знала… когда бежала со мной?

— Догадывалась, — уклончиво промолвила Ливия.

— А… он?..

— Ему я ничего не успела сказать.

— Прости, — тяжело вымолвил Гай, — все это время я был погружен в свои мысли, беспрестанно думал о том, что у меня ничего нет, что я все потерял, что отныне наследие моих предков будет принадлежать неизвестно кому… Мне не приходило в голову, что должна чувствовать ты!

Ливия ничего не ответила, и так они сидели и молчали еще очень долго, а тем временем Тарсия с Элиаром спустились по высеченной в скале узкой лесенке в небольшую бухту. Тарсия любовалась волшебством света, который окутывал горы некоей трепещущей дымкой, шелковой гладью Эгейского моря — диким, чарующим, гордым пейзажем, совершенно отличным от того, какой она привыкла видеть в Риме. Потом сказала Элиару почти то же самое, что произнесла Ливия, обращаясь к Гаю:

— Как красиво и тихо! Мне кажется, я всегда мечтала здесь жить!

Элиар промолчал. Он не мог выразить то, что его тревожило. Когда человек долгое время находится в мире, где правят жестокость, сила, немилосердный случай, веленье безумной толпы, где присутствует вечная война, именно это, вольно или невольно, и становится его настоящей жизнью.

Море хранило тепло мягкой осени. Тарсия высоко зачесала волосы, свернув их узлом, сняла одежду и, осторожно ступая по песку, вошла в воду.

Они долго купались, потом улеглись на берегу, и девушка произнесла с неожиданной пылкостью:

— О, если б мы могли остаться здесь навсегда!

— Здесь? — удивился Элиар. — На этом острове? Зачем?

— Я хочу удержать, сохранить то, что имею сейчас, неважно, какой ценой!

— И что мы станем делать? — спросил он с легкой улыбкой. — Чему я должен научиться? Пасти коз?

— Почему бы и нет?

Тогда он коротко, веско произнес:

— Я воин, Тарсия.

Она сникла, вновь охваченная глубоким отчаянием.

— Я знаю. Ты не останешься со мной навсегда. Ты пойдешь дальше, вперед, за богатством и славой…

— Нет, — перебил он, — мне не нужны ни богатство, ни слава, к тому же вряд ли я когда-нибудь буду настолько прощен богами, чтобы заслужить право властвовать над другими людьми или распоряжаться большими деньгами. Просто я хочу выполнить то, что предначертано судьбой.

— Что же это?

— Пока не знаю. Но это никак не связано с мирной жизнью. Еще давно отец говорил всем нам, что мы предназначены смерти, однако надо стремиться к тому, чтобы она не нашла нас слишком быстро, и при этом сохранить достоинство и гордость. Для этого и существует воинское искусство, которое мы должны постигать. Смерти я избежал, но вот… — Он тряхнул головой, словно отгоняя навязчивые мысли. — В общем, я хочу вернуть потерянное и… — Он не успел закончить.