Рената Флори

«Вот так вот и сдохнешь в один прекрасный день, тоже никто не заметит», – подумал Алексей, просматривая документы.

Мысль была не из разумных, и неудивительно, что она вызывала раздражение. Да, он сердился на себя и поэтому никак не мог включиться в работу. Взгляд скользил по документам, не выхватывая из них главное. Никакого смысла не было в такой деятельности!

«Может, надо было подольше отдохнуть?» – подумал Алексей.

Но нет, отдыхал он достаточно: после его командировки в Новосибирск они поехали с Еленой в Испанию, жили десять дней на каталонском побережье, гуляли по Барселоне, перемежая морские ванны и интеллектуальные впечатления. Когда Елене пришло время вернуться в Лондон, она предложила ему съездить куда-нибудь одному для более подвижного отдыха – серфинга, например; сама она экстрима не любила, но считала, что мужчине он необходим. Алексей отказался – не настроен он был на организованный адреналин. Но, в общем-то, мог и в самом деле съездить куда-нибудь на океан – на длинные волны, так он их называл. Когда-то называл – когда ему нравилось с ними бороться, испытывать свои силы. Но не может же человеку всю жизнь нравиться одно и то же, вот и длинные волны со временем ему надоели.

Так что он приехал вместе с женой в Лондон, пожил у нее и вернулся в Москву, на работу.

Все это было обычно, все как всегда, и непонятно только было, почему при таком ровном жизненном фоне впустую скользит сейчас по документам его взгляд. Никогда прежде с ним этого не бывало, он не знал, как вести себя в такой ситуации, и это злило его чрезвычайно.

Алексей резко отодвинул от себя бумаги и вышел из кабинета.

– Алла Сергеевна, меня пару часов не будет, – сказал он. – В принципе я уже на работе. Если что-нибудь срочное, звоните. Но вообще-то звонить необязательно.

Секретарша почти не выказала своего отношения к такой странной начальственной установке, разве что взглянула с некоторым удивлением.

«Поеду к Ирине, – решил Алексей, выходя из офиса. – Все равно голова не работает – развеюсь на свежем воздухе. И лекарство ей, кстати, отвезу».

Он благополучно не бывал на этом самом свежем воздухе, то есть на даче, лет пятнадцать, наверное, а теперь вот зачастил. Детство, что ли, вспомнилось? Это тоже раздражало: Дежнев считал сентиментальные позывы признаком старения, а этого не хотелось, конечно.

Мясницкая встретила его живым движением, по видимости бестолковым, но на самом деле наполненным особенным, со стороны не угадываемым, смыслом. Алексей с детства любил эту улицу, и не только потому, что вырос с ней рядом. Он совпадал с ней по сути, каким бы странным это ни казалось при его сдержанном и при ее, Мясницкой, несдержанном характере.

Поездка к сестре была, конечно, затеяна очень не вовремя. Выбраться в разгар рабочего дня из Центра на Кольцевую, потом на Ярославское шоссе – это была задачка не для слабонервных. Ну да он и не был слабонервным – выберется как-нибудь.

Пробка на набережных была подвижна, но тянулась все же так вяло, что не требовала от водителя, если он никуда не спешил и не метался по рядам, напряженного внимания. Дежнев медленно двигался в сплошном потоке машин и думал о сестре.

Невеселые это были мысли.

Глава 2

Когда родилась сестричка, Алеша обрадовался.

Родители даже удивились: сыну ведь было двенадцать лет, а это как раз тот возраст, когда появление бессмысленного маленького родственника вызывает либо ревность – почему внимание вдруг стали уделять ему, а не мне? – либо равнодушие. Тем более в свои двенадцать лет Алеша был не по возрасту резкий – любому мог сказать что думает, да и думал обо всем как-то по-взрослому, без детской наивности и доверчивости.

Но маленькая девочка очень ему понравилась. Он даже катал ее в коляске по аллее у Чистых Прудов – родители отпускали его с ребенком одного, потому что он всегда был ответственный, а Иришка всегда была спокойная и во время прогулок безмятежно спала, не досаждая брату.

И еще она была очень красивая. Если черты Алешиного лица прочерчивались резко, по-мужски, то у нее личико было утонченное, нежнейшего рисунка. И вся она была такая нежная, что Алеша с самого ее рождения думал, что, когда она вырастет, ему придется ее защищать. Эта мысль наполняла его гордостью.

Он не стеснялся катать Иринкину коляску по скрипящим гравием аллеям Чистопрудного бульвара, и потом, когда сестра стала постарше, не стеснялся брать ее с собой в кино. Они всем двором ходили на фильмы про индейцев в «Форум» на Садовом кольце, это было довольно далеко, надо было следить, чтобы Иришка не зазевалась и не попала под машину, но забота о ней его не угнетала. И когда Сенька Варфоломеев, закадычный дружок с пятого этажа, попытался однажды съязвить на этот счет, Алеша так врезал ему, что тот больше не повторял подобных попыток.