Рената Флори

– Рената, Рената!.. – покачал головой Коля. – Нельзя не признавать очевидного. Ты же и сейчас производишь необычное, скажем так, впечатление. – Он снова окинул ее быстрым взглядом. – Сорок лет, не замужем, второго ребенка родила… Назвала его так, что, извини, не сразу и выговоришь. Живешь при этом почему-то не дома, а в Москве. Скажешь, все это стандартные обстоятельства среднестатистической российской женщины?

– Не знаю, Коля. – Рената наконец пришла в себя. – Я всегда казалась себе вот именно самой что ни на есть стандартной женщиной. Просто… Просто так вдруг сложились обстоятельства.

– Вдруг и просто так ничего не происходит. Ну, это, в конце концов, не мое дело.

При этой последней фразе в его голосе прозвучало облегчение. Наверное, он все-таки боялся, что несостоявшаяся невеста сообщит ему какую-нибудь излишнюю информацию из их общего прошлого.

«Какой мудрой женщиной была моя мама! – насмешливо подумала Рената. – Что, если бы я ее тогда не послушалась и рассказала ему, от кого у меня дочь?»

Она представила, что в этом случае вся ее жизнь могла бы оказаться хоть каким-нибудь образом связана с этим человеком – с этими его напомаженными волосами, скрывающими лысину, с возмущением от того, что приходится пропускать без очереди женщину с ребенком… Какое счастье, что бог миловал!

– Я пойду, – сказала Рената. – Ребенок скоро проснется.

– У меня через час поезд, – торопливо доложил Коля.

– Меня не надо провожать, – улыбнулась Рената. – Я возьму такси.

Только на площади, уже у стоянки такси, она вспомнила, что даже не расспросила Колю о его нынешней жизни. Все-таки давний знакомый, неловко быть такой безразличной.

Но, в общем, даже и неловкости она, честно говоря, не испытывала. А уж интереса к жизни совершенно постороннего ей человека не испытывала тем более. Ничем он ее не задел, неожиданно возникнув в нервном течении дней. Разве что словами об экстравагантности, которая ей якобы присуща. Но даже и над этим неожиданным заявлением ей сейчас не хотелось задумываться.

Ничто не могло нарушить тягостную растерянность, в которой она находилась. Ничто и никто. Что ж, значит, надо было просто жить. Всегда ее поведение определялось ответственностью, и не стоило на склоне лет искать каких-нибудь других мотивов для жизни. Поманила любовь, ударила в сердце боль – и прошли они обе, исчезли.

Оставалось лишь делать что должно и не ожидать от жизни того, чего никогда в ней не будет.

Глава 5

«Все-таки у него были родные. Мать, брат. Неизвестно, как они отнесутся к такому известию, но сообщить им о ребенке надо. Это просто не по-человечески, им не сообщить!»

Впервые за все время после рождения сына Рената подумала о родственниках его отца. Все-таки от встречи с Колей вышла польза: ее душевный раздрызг не прошел, но ум встал на место. Или хотя бы сдвинулся в нужном направлении. Может быть, отчасти это произошло и потому, что мальчику исполнилось два месяца, животик перестал его беспокоить, и он наконец начал спать ночами.

И вот проясняющимся своим умом Рената поняла, что не сообщить матери Винсента о рождении внука – это в высшей степени непорядочно с ее стороны.

Адреса ее она, правда, не знала, но голландский адрес Винсента был ей известен: он был указан в завещании на московскую квартиру. И Рената написала по этому адресу на следующий же день после той встречи с Колей, которая таким неожиданным образом прояснила ее сознание.

Ответа она, правда, особенно не ожидала. Скорее всего, Винсент жил отдельно от матери, ведь в Европе не принято, чтобы взрослые дети жили с родителями. Может быть, квартира, по адресу которой Рената написала, давно продана. Может быть, приходящие по этому адресу письма никому не передаются. А может быть, ее просто сочтут авантюристкой, которая пытается предъявить незнакомым людям какие-то претензии. Экстравагантные претензии! Это было бы неприятно, но Рената вполне допускала такую возможность.

Поэтому, отправив в Амстердам письмо, она сразу же и забыла о нем думать. Тем более что забот у нее хватало и без посторонних размышлений, и тревог хватало тоже.

Главная ее тревога состояла в том, что она сначала понимала лишь смутно, а теперь наконец осознала отчетливо: она никак не могла привыкнуть, приладиться душою к своему ребенку.

Это было такое странное, такое мучительное ощущение! Мальчик был чудесный – улыбчивый и милый. К тому же он был очень похож на своего отца: те же янтарные глаза и даже улыбка, еще совсем младенческая, выглядела точно такой же серьезной. Как поразило ее когда-то это золотое сияние в глазах Винсента, эта его улыбка!.. Они и теперь светили ей откуда-то из немыслимого отдаленья и уже не ранили сердце, а только касались его чистыми лучами.