34  

— Просто падшая женщина, — сказала Вера вслух своему отражению в зеркале, укладывая волосы на затылке в улитку. — Муж за порог, а она с одним фланирует по аллеям, с другими по ресторанам шляется.

Она вышла на улицу и увидела Игоря у машины.

“Сейчас он скажет, — подумала Вера, — ты выглядишь на все сто, классно, обалденно или что-нибудь в этом роде”.

— Ты выглядишь изумительно, — сказал Игорь.

Вера мысленно обозвала себя снобствующей кокеткой.

Ужин в ресторане прошел против ее ожиданий приятно и спокойно. Говорили о русском балете и пирамидах майя, о политике и национальной кухне. В истории двух стран обнаружили забавное совпадение: и в России, и в Мексике революции произошли в 1917-м. С тех пор и там, и там власть держала одна партия. Мексиканцы поругали свой капитализм, а русские — социализм. Латиноамериканцы хорошо танцевали, по очереди приглашали Веру и элегантно, чутко прислушиваясь к незнакомому музыкальному ритму, вели в танце. Игорь и Павел Евгеньевич не танцевали. Будто дарили Веру гостям. Игорь привез Веру домой уже за полночь.

— Провожу тебя до двери, — сказал ей, останавливая машину.

— Не стоит, — возразила она, — у нас в подъезде тихо.

— Не скажи. Ведь именно у вас Юра навернулся. Хочу быть спокоен. Кроме того, не совать же тебе деньги на улице.

— Я думала, ты уже позабыл о них, — нахмурилась Вера. — Можно было в машине отдать. И на “ты” мы не переходили.

У дверей квартиры Игорь продолжил наступление:

— Ты не нальешь мне стакан воды? Осетринка была солоновата.

Вера никогда не оказывалась поздно ночью в пустой квартире с посторонним мужчиной. И правильно делала. Как только они вошли в кухню, Игорь притянул ее к себе, одной рукой обнял за талию, другую положил на шею, не давая Вере вывернуться, и впился в ее губы.

Это была его обычная манера обращения с женщинами: сначала развеселить потешными историями, а потом провести решительный штурм. Восемь из десяти сдавались после вялого сопротивления. Игорь был убежден, что так же действовал бы любой мужик. Но многие боятся оплеух. Глупости. Стыдно получить пощечину от мужика, а от бабы — мелочь.

Вера ему пощечину не закатила. Ее замешательство длилось всего секунду — она уперлась руками в его грудь и резко отвернулась, а на ее лице было написано такое отвращение, что, если бы ее сейчас стошнило, Игорь не удивился бы. Вера молча вырывалась, одной рукой отталкивала его, а другой вытирая губы и брезгливо отплевываясь.

Лучше бы она его обругала, послала к чертовой бабушке, расплакалась, наконец. Но эта брезгливость была хуже любой истерики: ему продемонстрировали, что он грязный вонючий выродок, который забыл свое место. Игорь опустил руки.

Вера ничего не демонстрировала, она действовала рефлекторно, так же, как если бы в рот ей вместе с молоком попала муха. Она отошла в сторону и все терла и терла губы: проводила по ним, смотрела на кончики пальцев и снова вытирала.

— Раньше не понимал, почему мужики баб боятся, — прошипел Игорь зло, — теперь понял.

— Что? — Вера растерянно посмотрела на него и с трудом заставила себя перестать оттирать губы.

— Я тебя убить готов!

“Действительно готов, — подумала Вера, глядя на его перекошенное от ярости лицо. — Но почему? Кажется, это я должна желать ему провалиться на месте”.

— Игорь, я на вас не обижаюсь, — сказала она.

— Не обижаешься? — Он задохнулся от возмущения. — За то, что я со свиным рылом да в калашный ряд полез? Ты, понимаешь, жена дипломата, а я мразь подзаборная.

— Дочь и внучка.

— Что?

— Не только жена, но еще дочь и внучка дипломатов. И это не имеет, никакого значения. Очевидно, мое согласие сопровождать вашу делегацию было вами неправильно истолковано. Каким-то образом я дала вам повод считать, что я жду развития наших отношений. Прошу прощения, если вызвала у вас необоснованные надежды. Они не соответствуют действительности.

— Не за то извиняешься. — Игорь немного успокоился.

— Я благодарна вам, — продолжала механически твердить Вера, — за то, что вы избавляли меня от необходимости ездить к Самойловым на метро. Но, право, считала, что ваша любезность в большей степени адресована семье ваших друзей, а не мне лично.

— Вера, за что ты меня с дерьмом смешиваешь? Что я мерзкого сделал? Поцеловать тебя хотел. Это преступление?

— Я хочу, чтобы вы сейчас же ушли.

— Уйду. Насиловать тебя не буду, совершенно расхотелось. Такие женщины, как ты, множат стройные ряды импотентов.

  34  
×
×