Уравнение со всеми известными

Глава 12

Костя иногда выходил за продуктами. Сам же и готовил, потому что повариха из Веры была из рук вон плохая. Холостяцкая жизнь заставила его освоить кулинарию. А у Веры никогда не было необходимости стоять у плиты. Дома готовила Анна Рудольфовна, а в Мехико они предпочитали рестораны и полуфабрикаты для микроволновой печи.

Сегодня Костя вызвался приготовить рыбное филе с шампиньонами и сладким перцем. Он стоял у плиты, спиной к Вере, она сидела на диванчике. Костин костюм состоял из трусов, рубашки и кухонного фартука, Верин гардероб уже десять дней заключался только в Костиных сорочках.

— С традиционной точки зрения, — говорил Костя, — сочетание двух характерных вкусов — грибов и сладкого перца — недопустимо.

— Правда? — Вера достала сметку для пыли из птичьих перышек, тихонько пощекотала его выше коленки.

— Один вкус, по идее, — Костя почесал ногу, — должен убить другой. Но этого не происходит.

— Почему? — Вера пощекотала другую Костину конечность.

— Они настолько разнятся…

Вера не унималась, и Костя по очереди чесал то одну, то другую ногу.

— …Что могут либо подчеркнуть вкус антагониста, либо создать совершенно… Хулиганка! Я думал, у меня блохи!

Он быстро обернулся, поймал сметку, и не успела Вера выпустить дразнилку, как Костя схватил ее за руку.

— Ты очень интересно рассказываешь, — говорила Вера, пока ее вытягивали с диванчика. — Так глубоко, содержательно. Перестань целоваться! Костя! Куда ты меня несешь? Ну Костя! Опять все сгорит.

— Пусть горит. Я поставлю на маленький огонь.

— Я хочу есть и дослушать про перец и шампиньоны..

— Именно про них я тебе сейчас и расскажу.

Когда они наконец уселись ужинать, Вера высоко оценила экзотическое блюдо:

— Очень вкусно. Праздник гурмана.

— Ложь, — Костя погрозил ей кусочком хлеба, — первый из пороков. Рыба не удалась. Но есть ужасно хочется. За все в жизни надо платить. Я готов.

— К чему?

— Перейти на сыроедение.

— Я тоже сыр люблю.

— Верочка, я имел в виду, что макароны и картошку мы будем есть сырыми.

— Но сварить макароны и пожарить картошку я сумею.

— Кто тебе позволит? Использовать тебя как кухарку крайне нерационально.

— А как меня использовать рационально?

— Если я сейчас начну объяснять, то мы опять не поужинаем.

— Пошляк, — рассмеялась Вера.

— В высшей степени, — быстро согласился Костя.

— Я помою посуду, — поднялась Вера, но Костя ее остановил:

— Не женское это дело. Твое дело коня на скаку останавливать, в горящую избу входить. И не щекотаться! Можешь подойти сзади. Так, правильно. Руки положить мне на пояс, голову, нежно, — на мою мужественную спину.

— Положила. Костя, а тебя не интересует, что во внешнем мире делается?

— Абсолютно.

— Костя, а вдруг там снова путч?

— Средства, помогающие избавиться от кишечных газов, называются ветрогонные.

— Какой ты умный!

— Сам удивляюсь.

— Не задавайся! На самом деле, мне кажется, что ты здорово поглупел за последние дни. Я тоже, но у женщин это не очень заметно. Доктор наук, называется!

— Кто? Я доктор наук? Точно, поглупел, согласен. Хорошо, что успел защититься. Сейчас я даже таблицы умножения не помню. Счастливые блаженны.

Костя вытер руки.

— Меняем исходное положение, — объявил он.

Обнявшись, они пришли в спальню и забрались на кровать. Костя сел, подложив под спину подушки, Вера примостилась у него на груди. Эта поза называлась у них “разговорная”.

— Костя, я хочу позвонить Анне.

— Зачем? — насторожился он.

— Съездить с ней в магазины, купить кое-что: белье, парфюмерию. Костя, я не могу вечно ходить в твоих сорочках.

— Жаль. Ты похожа на рабыню, а я вдруг открыл в себе задатки рабовладельца. Вера, но почему с Анной Сергеевной? Почему ты хочешь лишить меня удовольствия самому одеть тебя?

— Ты любишь ходить в магазины?

— Терпеть не могу.

— Вот поэтому.

— Но я для тебя не совершил ни одной жертвы, а готов на многое. Завтра едем справлять тебе гардероб, У тебя ведь и шубы нет? Скоро зима.

— Строго говоря, и шуба, и все остальное есть…..

— Нет, я тебя взял бесприданницей. Ни одной тряпки оттуда нам не нужно.

Он поцеловал ее волосы. Сам не мог понять, почему так любил целовать ее макушку. Потом вспомнил: их первая встреча, стояли в переполненном вестибюле метро, он смотрел сверху вниз на ровный пробор в ее волосах и нестерпимо хотел прижаться к нему губами. Тогда она была страшно недоступна. И сейчас страшно, оттого что доступна. Он шутил о рабстве, о том, что хочет никогда не выпускать ее на улицу, одобрял положение женщин в мусульманских странах. Но в этих шутках была доля правды. Он не хотел отпускать ее ни на метр от собственного тела.