Брат 2. Америка, бойся русских

«Беретты» стреляли точно и быстро…

Два киллера уложили всех пятерых. Неторопливо подошли к телам. Четыре трупа и один раненый. Еще несколько выстрелов. Раненого добили, покойников потревожили контрольными выстрелами в голову.

Возле убийц затормозил древний «Кадиллак» — чуть не развалился от резкой встряски. За рулем девушка-негритянка. Лицо сосредоточено, губы поджаты. Руки крепко сжимают руль.

Убийцы прыгнули в машину. Рев мотора, шум прокручивающихся колес — «Кадиллак» с места резко рванул вперед. И скрылся за ближайшим поворотом. Только его и видели.

* * *

— Ну и рожа у тебя! — захохотал Клим.

Чингиз не обиделся. Еще чего, ведь у самого Клима рожа ничем не лучше. И Янка тоже красавица. Негритянская принцесса.

С волками жить — по-волчьи выть. Эту русскую поговорку Клим американизировал. С неграми жить — под негров косить. А идею подала Янка. Она же и загримировала их. Зачернила им лица, расширила носы, раскатала губы, парики надела мелкокучерявые. Прикид достать не проблема. И с машиной вопрос решился. «Кадило» на полном ходу ворвался на территорию заброшенного завода. В клубах пыли влетел в пустующий полуразрушенный цех. Клим первым выскочил из машины, за ним Янка. Чингиз выбрался наружу с канистрой бензина. Расплескал жидкость по салону, по кузову машины. Щелкнула зажигалка — вспыхнуло пламя.

Все продумано, все просчитано. В том же цеху, в административном крыле, в одном из разгромленных кабинетов они смыли с себя краску, привели лица в порядок, переоделись. Парики и засвеченную одежду сложили в общую кучу. И снова щелкнула зажигалка… Их «Форд» стоял на территории того же завода, только в другом цеху. Они беспрепятственно сели в него. И деру.

Расслабился Клим, только когда машина полным ходом шла по оживленным нью-йоркским улицам.

Он почувствовал усталость. Приятную волнующую усталость. Примерно то же чувство испытывает альпинист, с первого раза покоривший Эверест.

Дань в пятьдесят тысяч долларов — это слишком много. Да и пять штук — тоже большая потеря. Но пришлось расстаться с меньшим, чтобы сохранить большее. Он выиграл время и отвел от себя подозрение. С афро-американскими мафиози расправился кто-то другой, но не начальник службы безопасности ночного клуба «У Алики».

Ему нравилось убивать. И он убивает. Но только за дело. За деньги. И с умом. Так, чтобы его никто и ни в чем не мог заподозрить. К черту безрассудный риск!..

* * *

Клим вернулся домой после полуночи. Вместе с Янкой. Чингиз остался в клубе.

Они уже давно не имели ничего общего с Брайтон-Бич. Не нравилось Климу в русских кварталах. Серые они какие-то. Нет того шика и блеска, как в центральных респектабельных районах Нью-Йорка. Он уже вполне прилично разговаривал по-английски, чтобы чувствовать себя американцем. И денег ему хватало на то, чтобы снять роскошную квартиру на Ист-Сайд. Ездил на «шестисотом» «Мерседесе» — пусть это непатриотично, зато круто. Разве он не для того рискует жизнью и свободой, чтобы жить на широкую ногу, ловить кайф от жизни.

Янка как была, так и оставалась его женщиной. Он изменял ей налево-направо. Она отвечала ему тем же. И никаких взаимных претензий. У них общность не по сексу, а по духу. Их связывает не семья, а «общак» — общее дело и общие деньги.

Квартира у Клима тот самый шик-блеск-красота, о котором он мечтал, когда два года назад летел в Америку. У него была своя американская мечта. И она осуществилась. Частично. Потому что ему хотелось гораздо большего.

Дверь у него бронированная — легче стену проломить. Квартира поставлена на сигнализацию. Окна пуленепробиваемые, закрываются намертво. Он мог не переживать, что в его отсутствие дом посетит нежданный гость. Поэтому очень удивился, когда в каминном зале узрел человека.

В глубоком кресле возле камина лицом к Климу сидел седовласый мужчина. Худой и чахлый. Но сколько энергии в его взгляде. Даже Климу стало немного не по себе. Хмель в момент выветрился из головы.

Мужчина был не один. По обе стороны от него два хмурых амбала. Мало того, Клим почувствовал, как кто-то подошел к нему сзади. В затылок ткнулся «ствол» пистолета, протолкнул в глубь комнаты.

— Пусти, урод! — услышал он позади себя возмущенный возглас Янки.

Но это возмущение не от силы — от бессилия. Ее увели в другую комнату, и она ничем не могла этому воспрепятствовать.