А в остальном, прекрасная маркиза...

— Разве мы не прокормим? — саму себя спросила бабушка. — Я бы пенсию вам отдавала.

— У меня от детей много хорошей одежки осталось, — добавила Лена.

Их куда-то уносило. В сторону, совершенно для Сергея невозможную, за него решали, планировали, не оставляя ему путей бегства. У бабушки, мамы и сестры на лице скорбная покорность судьбе. Кроманьолец Лёня улыбается, демонстрируя крупные, но желтые зубы.

— Замолчите! Стойте! — вскочил Сергей. — Это ошибка! Что я, олух полнейший, чтобы не помнить, с кем спал?

— Да, Сереженька, — печально кивнула бабушка. — Ты такой. В дедушку. Признаюсь, он от семнадцати лет до двадцати одного года был совершенно ненасытен. Мы поженились, когда ему исполнилось двадцать два.

— Скольких я тут у тебя заставала? — не осталась в долгу мама. — Разговаривала с ними, фото показывала. И где они? Лена права, рано или поздно подобное должно было случиться. Мальчиков трудно воспитывать. Девочек легче. Хорошо бы девочка у тебя родилась. В честь мамы назовем Маргаритой.

Бабушка благодарственно всхлипнула и попросила:

— Только чтобы не звали Марго! Мне никогда не нравилось. Рита — приличнее.

— Договорились! — продолжал улыбаться Лёня. — А пацана в честь моего с Танькой батяни — Вовой. Он у нас хоть и закладывает нешуточно, но мировой мужик. И мама вам понравится, она добрая. Вот только бабушка… ну, я уже говорил. Серега? Чего торчишь? Сядь. Видишь, по-хорошему слепилось.

— Ничего не слепилось! Прекратите меня женить! На ком? На ком, вас спрашиваю? Я даже мысленно, — он быстро-быстро помахал перед лицом ладонью, — не представляю.

— Тут не мысли твои, — благодушно, чувствуя поддержку, заметил Лёня, — скрипку сыграли. Другой орган, при женщинах не станем называть, — галантно улыбнулся он бабушке. — Давайте по пивку за знакомство? Не хотите? А я еще выпью. Ленка, достань из холодильника, ты ближе сидишь.

И Лена подчинилась, смиренно проглотив быстрый переход на «ты».

Сергею казалось, что погружается в вязкую бездонную трясину. Она чавкает, засасывая, а самые любимые близкие — мама, бабушка, сестра — не только не протягивают руку помощи, глубже заталкивают. Он должен не захлебнуться, остаться на поверхности, за первую попавшую соломинку схватиться.

Первым пришедшим на ум вопрос был:

— Лёня! Как ты узнал мой адрес?

— Танька сказала.

— Она тут была, да? Когда? Какой адрес?

— Жених у нас все-таки нервный. Не мельтеши, голубь. По телефону сказала. Серега, то есть ты, проживающий по Заречной семнадцать, квартира двадцать три.

Далее случилось то, чего Лёня никак не ожидал. В четыре голоса и на полную мощь глоток Сергей и его родственники завопили:

— ПЯТНАДЦАТЬ!

— Кого? — не понял Лёня.

— Наш дом пятнадцать, — сказала бабушка.

— Вы перепутали, — облегченно вздохнула мама.

— Семнадцатый следующий, — уточнила Лена.

— Пронесло! — сипло возрадовался Сергей.

Впервые в жизни у него возникло желание перекреститься — поблагодарить Бога, что отвел от него злую судьбу.

Его родственницы, одна кровь, испытали аналогичное желание. Первой перекрестилась бабушка:

— Уберегла, Царица небесная!

Мама, перепутав, в какое плечо после лба тыкать, вслед поблагодарила:

— Спасибо, Господи!

— Тьфу, тьфу, тьфу! — сплюнула через плечо сестра.

Лёня стремительно трезвел и вбуравливался в спинку кухонного диванчика, словно хотел приклеиться навечно.

— Вы чего креститесь и плюетесь в натуре? Мы же сговорились! Серега, скажи! Бабушка Маргарита, в смысле Рита, мы в вашу честь и так далее… Народ! Все назад! Как решили, так и будет!

— Молодой человек, — попеняла бабушка, — мой внук не может жениться на не им беременной девушке. — Секунду помолчала, уловив грамматическое несовершенство словесной конструкции, поправилась. — На девушке, беременной не от него.

— Сейчас наблюдается тенденция, — сказала по-прежнему багровая от волнения мама, — молодые люди не хотят жениться, при этом не отказывают себе в супружеских утехах. В каждом доме найдется закоренелый гуляющий холостяк. Но ваш объект претензий по соседнему адресу. Да и сами вы, Лёня, не обременены узами брака?

— Как это? — не понял Лёня. — Стойте! У нас ведь все слепилось по-хорошему!

Он еще некоторое время сопротивлялся, нажимая на то, что еще десять минут назад все были согласны на свадьбу. Но ему в четыре голоса доказывали абсурдность и невозможность сватовства. Лёне пришлось признать поражение, и он беспомощно и по-детски спросил: