27  

— Трейси? — После легкого стука дверь открылась. — С тобой все в порядке? — Сквозь прозрачную занавеску Корт смотрел прямо на нее.

Даже ради спасения собственной жизни Трейси не смогла бы сейчас сказать что-то связное.

— Трейси? Я слышал, как что-то упало. — Он отодвинул занавеску и выключил душ. — Ты цела?

Она смогла только кивнуть.

Оценив ее позу — плод во чреве матери, — опрокинутую бутылку и валяющееся у стока мыло, он опустился на колени рядом с ванной.

— Дай я посмотрю. — Он принялся разглядывать палец ноги. Осторожно ощупал. — Здесь больно?

Ты можешь согнуть его?

— Не очень. Да, могу. — Трейси удивило, с каким усилием она выдавила из себя эти простые слова.

И не из-за боли, которая уже утихала. Она безо всякого труда произносила целые речи перед полными аудиториями учеников или их родителей, но нагой перед Кортом… Голосовые связки отказывались служить.

— Просто ушиб, похоже, — заключил он. — Если тебе больно, мы можем…

— Нет. — Даже неприлично, такая спешка. Прокашлявшись, Трейси медленно выдохнула и постаралась вложить в свой ответ больше достоинства:

— Не хочу ждать.

— Ты уверена? — Тревога за нее, светившаяся до этого в его глазах, преобразилась в нечто другое.

Мрачное, темное, но вместе с тем пышущее жаром, от которого напрягся живот, а груди защипало.

Наверно, он расслышал «да», которое девушка прошептала в ответ, потому что наклонился вперед закрыть сток и потом снова включил воду.

Теплые водовороты вокруг ягодиц Трейси ласкали чувствительную, легко отзывающуюся на прикосновения кожу, внося еще большее смятение в душу. Корт подобрал валяющееся мыло и шагнул за бортик ванны.

— Корт? — Встревоженная, она попыталась повернуться, но он поймал ее за плечи. Мыльные ладони точно ударили ее электричеством.

— Расслабься. Ты всегда советуешь мне именно это.

Расслабиться? Когда его руки массируют ей плечи, шею, большие пальцы передвигаются вниз от позвонка к позвонку, трогают ребра, потом талию. Трейси вздрогнула.

— Холодно? — Он набрал в ладони теплую воду, и она заструилась по ее спине, отдельные струйки пробились вперед, к грудям.

— Как Джош? — словно защищаясь, хриплым голосом спросила Трейси.

— Заснул сразу, как выключился.

Корт возобновил массаж; ниже и ниже, пока не добрался до воды, облизывающей ее бедра. Боже мой! Каждый неровный вдох давался с трудом.

Чувства дразнила смесь запахов: мыло с ароматом корицы, лосьон Корта и едва различимый запах его зубной пасты.

— Не надо, — выдохнул Корт ей в ухо. Трейси не нужно было спрашивать, о чем он. Вся ее храбрость потребовалась, чтобы опустить руки. Пульс барабанным боем отдавался в ушах, пальцы ног сами собой подогнулись.

Он намылил ладони, но вместо того, чтобы коснуться груди, так алчущей этого прикосновения, провел ими по ее руке. Она и не подозревала, что внутренняя сторона руки выше локтя может так чутко отзываться на легкие, точно пух, касания.

Промежутки между пальцами Корт вымыл, точно обрисовывая ее кисть. Это медленное, несложное продвижение возбуждало невыносимо. Ногти поскребли ее ладонь, и у нее вырвался стон — или, может быть, она заскулила?

Сполоснув мыло, он перешел к другой руке.

Господи милосердный, если ее доводит до сумасшествия то, как Корт моет ей руки, что же будет дальше? Плотно зажмурившись, Трейси сконцентрировалась на своих ощущениях. Корт теперь дышал чаще. И наклонялся ближе. Выдохи задевали ее влажный затылок, покрывая кожу мурашками.

Облив ее другую руку водой, он отошел к противоположному концу ванны. Его взгляд обжигал ее всю: от розовых ногтей на пальцах ног до темно-рыжих кудряшек между бедрами; задержавшись на напряженных сосцах, скользнул дальше, на рдеющие щеки. Трейси боялась дышать. Его взгляд был страстен.

— Ты прекрасна, Трейси. — Под этим взглядом она действительно чувствовала себя прекрасной.

И желанной.

Скоро Корт будет принадлежать ей. Ее собственное желание, сильное до боли, идущее из самых глубин ее существа, не имело ничего общего со школьной влюбленностью, чувством легковесным и поверхностным. И это тревожило. Но когда скользкие от мыла пальцы занялись внутренней стороной ее ступни, все тревоги разлетелись, словно семена одуванчика. Внутри нее рождалось тепло. Невесомые перышки его касаний заигрывали с ее кожей пониже косточки, и пришлось закусить губу, чтобы не застонать. Корт принялся разминать икру ноги, провел дорожку под коленом и перешел выше.

  27  
×
×