21  

Мелькнула тень сомнения. Очень слабая. Кэрри взглянула в лицо Алексеуса, испытав привычное волнение...

Да, он подобрал меня на улице, но я не должна чувствовать себя из-за этого дешевкой! Нет и нет! Я не дешевка! Если все было как в фильме, это не значит, что все пошло, вульгарно и кричаще безвкусно. Да и он так никогда ко мне не относился. А прошлая ночь... прошлая ночь...

Опасная штука — память. Жуткие, страшные картинки того омерзительного обеда, к которому Алексеус специально, намеренно наряжал и причесывал ее, словно куклу, мучили Кэрри. Она вспомнила, как все пялились на нее — включая мать Алексеуса. Как сторонились, словно она заразная.

Неудивительно, что все так смотрели на меня. Они увидели ночную бабочку, блондиночку Алексеуса в платье, открывающем все ее прелести, с бриллиантовым колье, полученным за заслуги постели…

Кэрри отвернулась.

И теперь она носит ребенка человека, который сознательно сделал ее объектом презрения для своей матери и ее гостей.

Смотреть на него неприятно, невыносимо. Комок в горле мешает дышать.

Янис назвал меня проституткой. И он прав. Это именно то, что я есть. Тупая маленькая вертихвостка, жадная до красивой жизни, пожелала пережить наяву идиотскую фантазию, не думая, что делает, как себя ведет. Я называла романтичным то, что было просто грязным — грязным, пошлым и дешевым. Все время, всегда...

Только теперь Кэрри осознала — в сказке жила она одна. Алексеус никогда ничего подобного и в мыслях не имел. Он считал и считает ее именно той, кем она и является — легкодоступной женщиной.

Но беременность — нет, это невозможно. Не может быть.

Хотя на самом деле очень даже может. В Нью-Йорке они говорили об этом. Кэрри сказала, что не принимает таблеток, и Алексеус уверил — он всегда будет соблюдать осторожность. Казалось, так и есть. Но абсолютной защиты не бывает, и теперь она в этом убедилась.

— Кэрри, — тихо произнес Алексеус.

Конечно, горько подумала Кэрри, ему сейчас очень досадно, жизнь приготовила ему ловушку — так он думает.

— Не волнуйся ни о чем. Я сделаю для тебя все, что нужно. Пожалуйста, не сомневайся. Я хочу, чтобы ты знала: если ты останешься беременной, я женюсь на тебе.

Она слышала его слова. Они падали в тишину, как камни. Она смотрела в стену. Потом закрыла глаза.

— Кэрри...

Господи, ну почему он не замолчит? Почему не уйдет?

Алексеус смотрел на нее, не понимая, почему она не отвечает.

Что она хочет, чтобы я сказал? Что еще можно сказать? Я бы желал, чтобы этого никогда, никогда не случалось...

Тяжело вздохнув, он вышел.

Может, удастся хотя бы на время скрыться от страшной проблемы в офисе? На вилле Беренис, как и во всех владениях Николадеусов, есть прекрасно оборудованные офисы.

Поработаю, глядишь, и время пройдет.

Часы, решающие его судьбу. Судьбу, занесшую дамоклов меч над его головой.

Эмоции переполняли его.

Я не хочу ее беременности. Не хочу, чтобы это было правдой.

Просто пусть все окажется дурным сном.

Господи, да как же такое возможно — нечто столь быстрое, мимолетное, скоротечное, как сексуальное удовольствие, приводит к такому результату? Женщина беременна его ребенком...

Алексеус выключил компьютер и вышел на террасу. Здесь все казалось таким нормальным, таким обычным.

Спокойная лазурь моря, вдали белый парус... Это Янис, он мельком видел его вчера, возвращаясь с виллы после пренеприятнейшего разговора с матерью. Он тогда прервал ее гневную тираду с упреками относительно его выходки на обеде, сказав, что она сама виновата.

Но сейчас не время думать об отношениях с матерью. Теперь ему не до ее интриг.

Горькая ирония судьбы...

Алексеус вновь перевел взгляд на белеющий вдалеке парус. Вероятно, Янис испытывал какое-то извращенное удовлетворение, живя в лодочном сарае, специально им перестроенном. Лодочный сарай находился слева от виллы, а летний домик, — жестокий сигнал нежеланной жене, что муж предпочитает ей другую, молоденькую и хорошенькую, — спроектированный когда-то его отцом для матери Яниса, справа.

Более тридцати лет назад зачатие Яниса изменило жизнь каждого из них навсегда.

Управляемый опытной рукой парусник бороздил море почти на линии горизонта.

Буду ли я стоять здесь через много лет, уже стариком, и смотреть, как мой сын управляет парусником, сын, зачатие которого стало всего лишь досадным недоразумением?

  21  
×
×