Под каблуком у синего ботинка

– Ой, Ленка, чего скажу! К нам в больницу славную такую девчушку подбросили, уже второй месяц живет, никто не объявляется. И по телевизору спрашивали, и в газеты объявления давали, никто не приходит. Ты… это… забрала бы девчонку-то, а? Ну уж больно жалко сиротинку-то. Ей уже года три будет, никаких пеленок да сосок не нужно… А наш главврач с документами все устроит, переговорит с кем надо… Чего ж ее в детдом отдавать-то? Такая славная.

Вот так и появилась Катенька у Елены. Любила ее добрая женщина без памяти. На курорты – каждый год, в садик – самый лучший, в школу – самую престижную, а уж про игрушки, одежду и говорить не стоит. Елена сама о себе не помнила, только о доченьке пеклась. Когда Катюше было лет десять, нагрянула неожиданно на Елену любовь. Захлестнула, закружила… И мужчина попался серьезный, начальник цеха, вдовец, сыну двенадцать лет. Чем не семья? Елена в первый раз в жизни почувствовала, что значит быть по-настоящему счастливой. Хотя… даже и тогда не прочувствовала этого до конца. Вроде все здорово у них с Александром Матвеевичем складывалось, да только Катюша диким ревом взревела – не хочу никакого дядьки в доме! И хоть что ты с ней делай. Александр Матвеевич так решил: давай распишемся, а девчонка никуда не денется, стерпится – слюбится, а уж я ее никогда не обижу, настоящим отцом буду.

Да и не дело это, чтобы дети родителям жизнь диктовали. Елена сомневалась, но уж очень хотелось обычной семьи, чтобы у Катюши был отец, у нее – муж, да и ухажер славным человеком оказался. Расписались они потихоньку. А когда Катюша узнала, из дома сбежала. Елена всю милицию на ноги подняла, только на четвертый день беглянку отыскали. Больше Александра Матвеевича в доме не было. Вот так и закончилось Ленино замужество. Поэтому и вышло, что она Сватова, а Катя Белкина. Стали жить дальше. И уже забылось все, что произошло, только изредка мать потихоньку плакала в подушку, но потом быстро успокаивала себя. Может, так оно и лучше. Да только стало еще хуже. Когда Кате исполнилось шестнадцать, Елена рассказала девочке, что она не родная мать. И будто поломали девчонку. Дерзить стала, пропадать ночами. После школы ни учиться, ни работать не хотела. Так, где-то числилась, да и только. А потом вдруг за ум взялась. Пришла как-то домой и говорит:

– Мам, я в Москву хочу ехать, поступать.

– Да что ж, тебе здесь места мало? В Москву-то какие же деньги нужны! – всплеснула руками мать.

– О, господи! Да какая разница! Если на что порядочное учиться, так что там, что здесь денег прорва уйдет, так зато там и заработать можно. Или ты хочешь, чтобы твоя дочь гнила в этой дыре?

Елена, конечно же, не хотела. Катя уехала, и через два месяца пришло радостное письмо, что дочь поступила в московский экономический вуз. Елена от радости сама не своя носилась. Всем знакомым тыкала в глаза это письмо – а моя-то!… Правда, денег на учебу уходило много. И на содержание дочери тоже. Ну так ведь Елена неплохо получала. Много ли ей надо одной? А Катеньке и одеться, и покушать, и так, кое-какие безделушки… Елена только что получила письмо, где Катерина сообщала, что удачно закончила семестр. Елена Адамовна в этот день возвращалась с работы домой. Ее автобус не ходил в этот день, уж неизвестно, что там с ним произошло, пришлось ехать с пересадками, и вдруг мать в переполненном автобусе увидела свою Катюшу! Вот она была, совсем рядом, сидела в соседнем ряду! Елена подскочила и, не сдерживаясь, закричала на весь салон:

– Катенька! Доченька! А что ж ты домой не заехала?! Поехали вместе!! Вот радость-то!!

И услышала холодное:

– Женщина, вы меня с кем-то спутали.

– Катюша! Да ты что?! С кем же я тебя спутаю! Девочка моя, что с тобой?! – кинулась Елена с объятиями.

– Женщина, ведите себя прилично, – оттолкнула ее Катя и на следующей остановке вышла.

А потом… потом Елена ее больше никогда не видела. Это было год назад, и ошибиться она не могла. Елена даже отчетливо видела маленькие часики на руке Катерины, это были ее часики – маленькие, золотые, единственное, что осталось от покойной матери. Лена подарила их дочери на шестнадцатилетие.

– Вот и все, – устало проговорила Сватова. – Я ее даже не искала. Зачем? Деньги посылаю регулярно, а вот писем от Кати больше не приходило ни разу. Потом-то я сообразила, посмотрела на штампы старых конвертов – московской отметки не было ни на одном.

Клавдия утирала платком мокрое от слез лицо и смачно хлюпала багровым носом.