Пора по бабам

Тимка только лениво щурил глаза и по-кошачьи вздыхал – то есть раскрывал пасть до ушей.

– Клавдия!! Опомнись!! Я был на задании!! – удалось наконец отскочить бедняге подальше от жестоких кулаков жены. – Мы гуляли на задание! Сначала мы ездили в страховую компанию, ну надо же вытрясти деньги за нашу машину! А потом я хотел познакомить Оленьку с Даниилом… ну а чего? Лучше уж с ней, чем неизвестно с какими женщинами. А она… она вдруг захотела устроиться к нему секретаршей.

Клавдия прищурила от гнева глаза.

– Между прочим, кто-то недавно на этом самом диване захлебывался слезьми по несчастной Лиле, а теперь этот же «кто-то» уже несется сватать нашего сына первой встречной! – с презрением бросила она мужу.

– Я не сватать! – от волнения Акакий Игоревич даже пустил петушка. – Я просто так – познакомить. И устроить на работу, если повезет. А сам между делом хотел с сыном повстречаться. И задать ему волнительный вопрос! Я хотел вот так вот посмотреть ему в глаза… вот так вот… – Акакий Игоревич старательно прищурился и уставился на Клавдию. – Хотел вот так его сразить взглядом, а потом поинтересоваться – а почему это, милый сынок, ты мне вовсе вчера дверь не отпёр?! И он бы мне ответил! Да! Но… Он почему-то и сегодня не отпёр… А между прочим, его соседка снизу говорила, что ей по голове каждый вечер кто-то ходит!

– Правильно, Даня же возвращается когда-то домой, – вздохнула Клавдия. – Я так поняла – с Оленькой ты его не познакомил?

– Нет. Мы его так и не увидели. А соседка сказала, что надо бежать в милицию, потому что там по ее голове кто-то ходит даже тогда, когда Даня на работе, – добавил со значением Акакий. – А вот Оленька сказала, что ни в какую милицию не надо, и вообще – она страсть как ненавидит всех этих милиционеров. Вот. Лучше, говорит, мы сами еще раз придем.

Клавдия фыркнула:

– Конечно! Она теперь каждый день с тобой к Даниилу таскаться станет. Она же не хотела секретаршей. С чего это вдруг такая тяга к труду появилась?

– Наверное, кушать хочет, а у меня денежки кончились, – невольно проболтался супруг.

– Ах, у тебя кончились! – поднялась на новую волну Клавдия. – А до этого, стало быть, имелись, да? А где ты их выскребал, душа моя? Уж не в моей ли сумочке? И, значит, кормил несчастное дитя – Оленьку? А я, дура такая, тебя содержу, родителей твоих…

– Не ты, Даниил, – поправил Акакий. – У нас одинаковая пенсия.

– Ну и пусть Даниил! А кто его воспитывал? Кто, отвечай мне, горе мое! Не-е-ет, ты теперь будешь долго наказан, – пыхтела от злости Клавдия. – Завтра мы с Жорой едем в бильярдный клуб, а ты… будешь варить манную кашу для своей приемной дочери!

– Я тоже поеду! – браво выкрикнул Акакий Игоревич и дернул кадыком. – Потому что я… ревную тебя! Да! Я не могу отпустить свою единственную половину в сомнительное заведение! Я буду ревновать!

– Сколько угодно, но только дома!

Развернуть дальнейшую дискуссию Распузоны не успели. В двери позвонили, и вошла Аня с Яночкой.

– Ой, кто к нам плисол! – засюсюкал Акакий Игоревич, чмокая внучку. – Ой ти моя холёсенькая, давай снимем сапоски!

– Деда, ну че ты, как инвалид какой? – насупилась девочка. – Чего язык ломаешь? Говори как большой.

Деда с досады крякнул, облился багровым румянцем и распорядился:

– Анна. Раздевай ребенка, а я пойду… соображу ужин.

– Ой, пап, не надо, мы ели дома! – крикнула Аня на кухню.

– Надо, дед, у тебя котлеты, а мама меня опять пельменями слипшимися угощала, – пискнула Яночка, за что тут же схлопотала от матери непедагогичный шлепок по попе.

За столом все больше говорила Клавдия. Она то и дело подкладывала дочери котлеты и салатик из консервных банок, а Яночке не забывала мазать хлеб маслицем. При этом язык ее не умолкал ни на минуту.

– Ань, ну что там у вас? Скоро Лилю-то отыщут? Дане, видно, совсем уже невтерпеж, женщин каких-то стал к себе таскать прямо пачками. Соседи только за голову хватаются. Не знаю, что и делать. Завтра придется самой все узнавать, вас ведь пока дождешься…

– Мам… – поперхнулась Аня. – Не надо ничего узнавать. Все уже нашли.

– Кого вы нашли? Лилю? – повысила голос Клавдия. – У подруги на даче? Да не было у нее никаких подруг! И дач никаких тоже нет! Это вам небось Ирина наговорила, да?

Дочь как-то мялась и говорила без особого энтузиазма. Похоже, ей и вообще сказать было нечего, поэтому она врала, как умела, то есть – ни к черту.