Альфонс нечаянно нагрянет

– Не по-людски это, – заговорила Люся. – У одного парнишки сразу две могилы, а у другого ни одной. Что ж он, собака безымянная?

– Не сметь!! – вдруг вскричала Лера так, что подруги отскочили от холмика. – Не смейте даже рта открывать! Здесь… здесь самый лучший человек лежит!! Самый дорогой!!. Я его… И уберите свои искусственные веники!! У него должны лежать только живые цветы, вы слышите?!! Мишенька!! Сынок!!

Леру трясло как от озноба. Она откинула венки и принялась с остервенением втаптывать их в побуревший снег.

– Наши не искусственные, – громко и сурово проговорила Люся. – А самые настоящие. Да, они не из живых цветов, потому что денег у нас не хватило. Зато мы от чистого сердца. И принесли их настоящему погибшему – Роме Мальцеву. А остальные венки… Вон, посмотри, все Михаилу адресованы. А он и не знает, Миша-то твой, что его тут так поминают, к нему на деревенское кладбище цветов не носят. Никаких – ни живых, ни искусственных.

Лера перестала топтаться, присела на скамеечку и устало повторила:

– Не смейте… Здесь мой Мишенька…

– Ты хоть перед могилой парня-то не ври! – оборвала ее Василиса. – Говорят, есть она, душа. Мучается, наверное, сейчас. Он, Рома этот, при жизни имени своего от тебя не слышал, уж после смерти-то хватит его своим сыном называть. Лучше бы рассказала, за что парня жизни лишила, если уж так любишь!

Лера сидела сгорбленная, упрямо глядя в одну точку, и будто спала с открытыми глазами. На деревянный крест прилетела синичка и в ожидании уставилась на пришедших. Стояли сильные морозы, и пичуга ждала от людей угощения, но Лера, видимо, рассудила по-иному. Глядя на пушистый комочек, она стала рассказывать ей, вероятно, приняв птичку за душу дорогого человека.

– Мишенька… Рома… Рома, я тебя не убивала, ты же знаешь! Я и не могла убить, сама бы растерзала того, кто это сделал, вот этими самыми руками! Ты же был моим солнышком, как мне теперь без тебя? И кто только придумал, что это я?! Нам бы сейчас с тобой только жить и жить!

– Когда Валентины не стало, да? – негромко уточнила Люся.

– Да! – безумно блеснули глаза женщины. – Когда ее не стало! Она нам мешала! Это все она! Она увела у меня моего мальчика!

– И вы ее убили? – еле слышно проговорила Василиса.

Лера вдруг посмотрела на женщин совершенно разумно, прекратила завывать и с раздражением заметила:

– Вам не кажется, что вы ведете себя некорректно? Тут женщина вне себя от горя, решает вопрос – продолжать влачить жалкое существование или нырнуть за милым в хладные речные воды, а вы со своими комментариями…

– Ой, да бросьте вы, – сморщилась Василиса. – Какие там хладные воды? Вам бы вот здесь, перед могилой, душу облегчить, рассказать, как оно на самом деле было, а вы не только умереть, даже в тюрьму идти не хотите! А ведь это вы убили Валентину! Из-за вашей ревности! Потому что девчонка все-таки стала законной женой Ромы! Конечно! Сначала вы, как могли, мешали состояться свадьбе, даже Геннадию не говорили, что это ребенок не его, а потом, когда молодые все же поженились, вы взяли и задушили невинную девчонку!

Лера сидела с каменным лицом и только нервно теребила пуговицу на дорогой шубе.

– Прямо-таки невинная! – фыркнула она. – Мало того, что эта девица забрала последнюю радость в моей жизни…

– Но он ее тоже любил… – подскочила Люся.

– Ой, да молчите вы! – сморщилась Лера. – Ничего не знаете, а туда же лезете…

Она вздернула голову, потом, поглядывая на женщин чуть свысока, заговорила:

– Да, Роман был мне… больше чем сын. А эта самая Валентина в наши отношения никак не вписывалась. Ума не приложу, что он в ней отыскал? Глупенькая, недалекая кокетка, эдакий общий вагон, даже не VIP-класс! Естественно, я была против их свадьбы. Да и Роман не очень-то настаивал. Но ведь она ж!.. Она в него прямо бульдожьей хваткой вцепилась!! Подавай ей Михаила!!. Господи, когда я увидела ее родителей… Это определенно наказание за мои грехи – Генечка! Идиот! Кретин! И какая у него могла быть дочь?

Люся тихонько похлопала Леру по рукаву шубы.

– Но… простите, ведь сына вы же родили от него, от идиота.

Дама подняла брови и посмотрела на Люсю, как на говорящую жабу:

– Родила. И что? От большой любви, можно подумать. Просто такая же кретинка, как Валька, была. Я ведь даже отчество мальчику из головы взяла, не желала вспоминать больше о его биологическом отце, а вы – любовь! Сначала мне хотелось взрослой жизни попробовать, потом я не знала, как от беременности избавиться. Пока решалась – время ушло, тогда с абортами столько возни было, а мои домашние мамки чуть с ума не сошли, когда представили, что моей жизни будет что-то угрожать. Вот и сослали меня дитя рожать. Сначала-то было решено, что я вернусь, как только ребенка рожу, а уж они сами с ним тут… И я не могла им своего материнства постылого простить, и сами они не слишком рвались с пеленками крутиться.