Любовь под развесистой клюквой

– Надену, у меня сарафан джинсовый есть.

Дома так рано никого не было. И Тоня, предоставленная самой себе, использовала краткое одиночество на полную катушку.

Она приняла ванну, долго мусолила волосы всякими бальзамами, натирала тело по старому бабушкиному рецепту – подсолнечным маслом с сахаром – и обливалась пахучими лосьонами. После ванны еще полчаса делала массаж. И наконец, когда до встречи оставался всего час, приступила к макияжу.

Макияж получился не ахти: ярко-красные губы, чернущие глаза и брови суровым вороньим крылом. Тоня подумала: что, если они с Глебом прямо сегодня начнут разучивать какое-нибудь аргентинское танго, и тогда она вот, нате вам, уже и в полной готовности!

Однако в самый последний момент Тоня засомневалась. А вдруг не будет никакого танго? И чего она с такими-то бровями – как горячий, необузданный джигит, только что усов не хватает! Пришлось все смывать и рисовать красоту заново.

Тем не менее сколько ни убила Тоня времени на массажи и макияжи, а возле дверей, где проживали Землянины, была вовремя.

– Уважаю точных женщин! – с ходу похвалил Глеб, на что Тоня необычайно раскраснелась и не нашлась, что ответить. – Все, едем!

– А Оська? – спросила Тоня, не услышав детского голоса.

– Оська у брата, – пояснил Глеб. – Я же тебе говорил – мне нужно перекантоваться в чужой квартире только неделю, а потом брат приедет.

– И что? Вы теперь не станете здесь жить? Вы переедете к тебе домой? Или к брату? – всерьез перепугалась Тоня. – А я слышала, что брату твоему Оську никак нельзя! Потому что он никаких прав на него не имеет! И если твоя жена захочет, она даже может милицию на него... вызвать!

– Так это если захочет. А она и раньше не больно-то горела желанием сына воспитывать. Теперь ей тем более не до него. Ну что, мы едем?

– Едем... только... если ты и Оська здесь жить не будете, то надо же... Я передам Марине, пусть она... надо тогда кому-то сдать...

Она больше всего на свете не хотела, чтобы Землянины уезжали, а потому, наверное, выглядела такой несчастной, что даже Глеба пробрало. Он посмотрел на нее внимательно и медленно произнес:

– Мы с Оськой, конечно, очень бы хотели покончить с этой бездомной жизнью. Но так выходит, что ехать нам пока некуда, в доме у нас... короче, я продал свою двушку и купил четырехкомнатную квартиру. Сама же понимаешь, теперь я не один.

У Тони ухнуло сердце. Вообще-то она ни на что не надеялась, а оно все равно ухнуло.

– ...Мы с сыном, – не догадываясь о прыжках Тониного сердца, продолжал Глеб. – Поэтому мне маму сюда нужно перевезти – я же работаю, а за Оськой должны смотреть родные люди.

Да, если приедет родной человек – мама, то Тоне точно ничего не светит. Какая же мама согласится на такую невестку: чтоб ни рожи, ни кожи, да еще и с дочкой-подростком?

– В квартире ремонта выше крыши! – говорил Глеб. – А посему нам придется пока снимать это жилье. Надеюсь, Марина не будет на нас в обиде? Кстати, мы согласны платить по повышенному тарифу.

Сердце у Тони моментально подпрыгнуло вверх, и она весело воскликнула:

– Ой, да Маринке и вовсе ничего платить не надо! Зачем баловать-то? Я в том смысле, что никаких повышенных денег... и вообще, хватит смотреть на меня так! Мне тогда сразу кажется, что я в супермаркете или пакет, или «Орбит» своровала! Да мы едем сегодня куда-нибудь, в конце-то концов?!

Они поехали, причем на очень даже приличной машине, не в пример лучше прежней.

– А это откуда? – ткнула пальцем в панель Тоня, едва устроившись на переднем сиденье.

– Это моя, – усмехнулся Землянин. – Теперь можно ездить смело. Мне не от кого прятаться.

– Правда? – обрадованно взмахнула ресницами Тоня. – А что, у того дяденьки убиенного... родственников не оказалось? Или тебя никто не узнал?

Глеб спрятал улыбку в уголках губ и с осуждением качнул головой.

– Недобрая ты, Антонина Игоревна. Твой братец провел стремительную работу и кое-что вызнал. Все проще – тот дядька вовсе и не убиенным оказался. Ему, конечно, попало, но только не до такой степени, чтобы все бросить и помереть. Он жив.

– Да что ты! – даже подпрыгнула на своем месте Тоня. – И ты молчал! И не позвонил! Ладно-ладно! Вот я кого-нибудь не до конца пришлепну, тебе тоже ничего не скажу, будешь потом мне котлетки носить на явочную квартиру!

И она всерьез решила обидеться, но Глеб взглянул на нее с удивлением.

– А тебе Матвей разве не сказал?

– У меня Матвей – профессионал! Он мне никогда ничего не говорит! Я даже не знаю, как он правильно называется, полковник, генерал... А ты... Тоже весь такой засекреченный!