Суперклей для разбитого сердца

Зеркала в лифте не было давным-давно, и это избавило меня от лишнего стресса, но мамуля, открыв мне дверь, громко ахнула, сокрушенно покачала головой и спросила:

– Бросил?

– Бросил, – жалко шмыгнув носом, подтвердила я.

– А я всегда предупреждала! – изрекла мамуля.

Она высоко подняла голову и удалилась по коридору. Я вздохнула. Мамуля действительно всегда предупреждала, что Хомкин меня бросит. Впрочем, она также всегда предвещала папулину смерть от обжорства, собственную скорую и неминуемую гибель от нервного истощения, Зямину кончину от злоупотребления плотскими радостями жизни и, наконец, массовый падеж всех членов нашей семьи от сезонной бескормицы, вызванной хронической задержкой издательством мамулиных гонораров. Она у нас сочиняет страшные истории, которые читатели раскупают, как горячие пирожки. У нее невероятно высокий рейтинг популярности среди окрестной детворы: стоит только мамуле выйти во двор, как вокруг нее собирается толпа малолеток, охочих до страшилок. Папуля порой надрывает горло до хрипа, пытаясь дозваться женушку с вечерней прогулки. Она может до глубокой ночи сидеть на бортике песочницы, испытывая на юных добровольцах крепость сюжета нового ужастика.

– О, Индюшечка пришла! – выглянул из кухни раскрасневшийся папуля. – Ты попробуешь мой новый шедевр, детка? Я приготовил курицу с бананами и ананасами.

Папуля у нас великий кулинар. Он изобретает рецепты новых кушаний для иллюстрированного журнала «Очаг и жаровня», и большинство блюд вполне можно есть. Хотя бисквитному пирогу-шарлотке с маринованными луковками в ходе внутрисемейной дегустации высокую оценку поставил только Зяма, которого в тот момент мучило похмелье.

– Курица с бананами и ананасами? – с сомнением повторила я, не спеша к столу.

– И еще четыре вида домашнего мороженого! – крикнул папуля из кухни.

– Это меняет дело, – согласилась я.

Скинула туфли, бросила на пол сумку, прошла в ванную и с глубоким удивлением уставилась на свое отражение в зеркале. М-да… Душевная драма налицо, вернее, на лице! Я кое-как причесалась, смыла размазанную косметику и сделалась похожа на трагическую маску для древнегреческого театра.

– Маска, маска, я вас знаю! – острым глазом художника уловив сходство, радостно приветствовал мое появление в кухне Зяма.

Он с аппетитом ел мясо со сложным гарниром из щедрых даров африканской земли. В куцей бороденке Зямы застряли хлебные крошки. Я поморщилась и бочком, словно нехотя, опустилась на стул, который подставил мне заботливый папуля.

Мой старший брат Казимир – художник, дизайнер по интерьеру. Он считает себя гением и убежден, что это очевидно по его внешности. У Зямы короткая узкая бороденка, серебряная серьга в ухе и прическа вроде той, от которой я сама только что избавилась с помощью воды и расчески с редкими зубьями.

– Май систер, ты что-то бледна! – с неподобающей случаю веселостью заметил Зяма.

– Как нетронутый снег на забытом погосте! – с завыванием добавила мамуля, входя в кухню с пустой тарелкой.

Папуля, не дожидаясь просьбы, положил ей добавки, и мамуля без промедления удалилась в свою комнату. У нее горел синим пламенем сценарий короткометражного фильма ужасов, который следовало сдать заказчику еще на прошлой неделе.

– Сегодня мамулю не посетила муза, – шепотом уведомил нас папуля.

Мы с Зямой синхронно кивнули: мол, понятное дело! Мамулина муза огорчительно непунктуальна и посещает подшефную писательницу крайне нерегулярно. В дни, когда муза блещет своим отсутствием, мамуля становится невыносима. Вместо того чтобы выплеснуть свои пугающие фантазии на бумагу, она щедро дарит страхи и ужасы окружающим. Только на прошлой неделе, когда капризная муза опять где-то заплутала, мамуля поймала во дворе председательшу нашего домового комитета Тамару Павловну и, остановившимся взором глядя мимо ее плеча, зловещим голосом произнесла:

– Я вижу белые-белые тапочки… Это ваши?

Несчастная председательша побелела так, что посрамила цветом своего лица упомянутую обувь, сотворила крестное знамение и с визгом убежала. Она так и не узнала, что мамуля говорила с ней всего лишь о свежевыстиранных белых чешках, которые Тамара Павловна только что собственноручно прищепила на веревку!

– Так что с тобой случилось, детка? – спросил меня папуля.

– Увы мне, я рассталась с Хомкиным, – скорбно пояснила я ему и азартно чавкающему Зяме.