Суперклей для разбитого сердца

– Вы, конечно! – ответила на это противостоящая мне хомкинофилка.

– Я?!

– Послушайте, не делайте из меня идиотку! – Мисс Первое Мая воинственно выпяченной грудью выдавливала меня из подъезда.

– Много труда не надо! – фыркнула я.

– Даже я ваш голос узнала, а Димочка и подавно! – продолжала наступать надувная сумасшедшая. – Вы это прекратите!

Пятясь от припадочной, я вышла из подъезда и неосторожно столкнула с крыльца Зяму.

– А если не прекратите, я не знаю, что с вами сделаю! – истерично выкрикнула Мисс Первомай, пухлыми ручками совершая какие-то непонятные, но отчетливо угрожающие пассы.

– Это кто? Твоя парикмахерша? – отряхивая испачканные пылью штанишки, неласково поинтересовался Зяма.

– По-твоему, у меня такая плохая голова? – Я сердито сдула с лица непокорный локон.

– Дурнее некуда! – заорала Мисс, которую вообще никто не спрашивал.

– Пойдем отсюда, пока эта надувная женщина не лопнула, – морщась, попросила я Зяму. – Мелет невесть что, идиотка!

– Сама идиотка! – окрысилась Мисс.

Сразу две двери квартир на первом этаже открылись, пропуская на площадку заинтересовавшихся скандалом старушек. Не желая делать из себя посмешище, я подхватила под локоток Зяму и с самым независимым видом поспешила пересечь двор.

– Вижу, у тебя тоже есть проблемы, – сочувственно заметил братец.

– С этим я разберусь позже, – ответила я, задвигая мысли о мучимом раскаянием Хомкине, которому в телефонной трубке мерещится мой рыдающий голос, в дальний угол сознания. – Сначала – «Хельга»!

Бывшей хозяйкой нашего беглого шкафа оказалась симпатичная старушенция, похожая на голубого королевского пуделя. У нее был длинный нос, живые черные глазки и шапка кудрявых волос благородного серебристого цвета с легкой парикмахерской синевой. На костлявых плечах бабуси лежал воздушный пуховый платок из белой шерсти, ниспадающий на просторное поплиновое платье, фасон которого заставил меня вспомнить полузабытое слово «капот». Хотя, возможно, эта уютная мягкая роба с защипами и складочками называлась как-то иначе. В целом старушка имела вид совершенно старорежимный.

– Здравствуйте, Аглая Михайловна! – не без подобострастия произнес Зяма, в своем попугайском наряде просто ослепительно смотрящийся на фоне этой благородной дамы.

– Как, уже?! – в ужасе вскричала в ответ старушка.

Такой реакции я никак не ожидала! Аглая Михайловна как будто и не удивилась Зяминому появлению, словно ждала, что он непременно еще придет, разве что не так скоро.

– У нас случилась неприятность с «Хельгой»…

Зяма начал было объяснять причину нашего визита, но старушка не дала ему договорить. Она резко кивнула, изрекла:

– Разумеется! – повернулась и засеменила в глубь квартиры, пригласив нас следовать за ней.

Беседовали мы в просторной комнате, меблированной весьма аскетично. Большой круглый стол, накрытый вытертой плюшевой скатертью с бомбошками, четыре скрипучих венских стула и высокий, до потолка, книжный шкаф составляли всю обстановку.

– Это моя сестра, Индия, – церемонно представил меня Зяма, когда мы устроились на шатких стульях.

– Индия? – Аглая Михайловна высоко подняла черно-бурые брови и посмотрела с доброжелательным интересом сначала на книжный шкаф, а потом на меня. – Как Индия Уилкс?

Я обреченно кивнула, страстно жалея о том, что не могу сию же минуту отвесить разговорчивому Зяме подзатыльник.

– Вероятно, ваши родители были большими поклонниками творчества писательницы Маргарет Митчелл? – продолжала тиранить меня начитанная старушка.

– Мама очень любила роман «Унесенные ветром», – вынужденно подтвердила я, натужно стараясь быть любезной. – Счастье еще, что она назвала меня в честь третьестепенного персонажа, а не окрестила Скарлетт, как главную героиню! А то звалась бы я по имени-отчеству Скарлатиной Борисовной, и папуля, чего доброго, нежно кликал бы меня Карлушей!

– Или Скорлупкой, – с готовностью подсказал Зяма.

– Индия, не ропщите! У вас прелестное имя, – сказала Аглая Михайловна, строго постучав по столу пальцем. – Изысканное, благородное и мелодичное!

Я подумала, что старушка, наверное, была в свое время преподавательницей музыки, но не стала развивать эту тему.

– Хельга – тоже очень красивое имя, – сказал Зяма, явно стремясь поскорее перевести разговор в другую плоскость.