8  

Рассказчиком папа Софии был замечательным, и хмель быстро выветрился из ее головы. София слушала отца, уточняя собственные смутные идеи и формируя из них единый замысел. Да, начать надо с мистики и ужасов – ух!..

И начало романа будет таким

Евстафий Неонилович, которого Марго наняла для Анфисы, грезившей о карьере актрисы, значился в театре на должности суфлера, а ранее он был комиком. Первый актер-репетитор, хоть и в трагиках числился, без меры наглым оказался, к тому же был он безбожным пьяницей, докучал горничной своими приставаниями, и Марго пришлось выставить его вон. Этот же, слегка чудаковатый, бойкий маленький старичок, с белыми волосами до плеч, послушал Анфису, читавшую Байрона, и вынес свой вердикт:

– Ваша протеже весьма талантлива, полагаю, ее ждет большое будущее.

– Я с вами полностью согласна, – оживилась было Марго, но вдруг несколько замялась: – Она и поет прекрасно, наша гувернантка учит ее игре на рояле… Однако, Евстафий Неонилович, мне думается, что Анфисе больше подойдет амплуа трагической актрисы, а вы… вы – бывший комик… Сможете ли вы помочь ей раскрыть ее талант?

– Не извольте беспокоиться, я хоть и комический актер в прошлом, но показал дорогу к подмосткам немалому числу талантов. Двум моим ученикам впоследствии предложили ангажемент в столице-с! – Суфлер поднял вверх указательный палец, высоко взметнув руку, при этом он вытаращил глаза, как настоящий трагик во время исполнения предсмертного монолога главного героя пьесы. – Научить кого-либо нашему ремеслу способен всякий приличный артист, а каждый комик в душе является трагиком. Видели бы вы меня на сцене… – закатил он в упоении глаза. – Газеты писали, что я играл трагикомедию! Раскрывал саму суть образов героев!

Разумеется, он немного прихвастнул, но притом он был весьма трогателен. Марго доверила ему свою горничную, положив актеру жалованье – за каждый урок по пять рублей. Затем она проверила, как идут занятия ее шестилетнего сына Митеньки с гувернанткой, а больше ей как-то нечем было заняться. От скуки она села за рояль, раскрыла ноты, взяла аккорд, сыграла пассаж, разминая пальцы, и… передумала музицировать. Для деятельной, энергичной Марго невыносимы были обязанности светской дамы и хозяйки дома – это же слишком просто, здесь не нужны ни ум, ни сообразительность. А вот недавно она решала одну сложнейшую задачу, правда, история Камелии принесла ей много огорчений и разочарований, но теперь и это осталось в прошлом, в настоящем же наступило гнетущее однообразие.

– А не навестить ли мне тетушку с дядюшкой? – сказала вслух Марго, и, как всегда, когда едва у нее мелькала какая-то мысль, она подчинила себе – почти полностью – графиню Ростовцеву.

Через несколько минут Марго уже глядела в окошко кареты, чуть покачиваясь в такт перестуку колес. О, весна, весна… Начинающееся цветение и все эти колдовские запахи пагубно сказывались на ее душевном состоянии. К ней подкрадывались некие желания, казавшиеся какими-то обманчиво-близкими, в душу ей проникали смутные мечты, заставляя ее забываться надолго. К счастью, с Марго никого больше не было в карете, иначе бы ее спросили: «О чем вы задумались, сударыня?» О чем! О нем, конечно, с которым они никогда-никогда…

Марго тряхнула головой, чтобы не впасть в меланхолию окончательно и в результате не разреветься. Лучше подумать о тете и дяде, правда, у них ее не ждало особое веселье, а уж развлечения – тем более. Это были родственники ее мужа, и им сейчас ой как нелегко приходилось – недавно они похоронили свою младшую дочь. Очень странная история… А странность эта заключалась в том, что юная графиня ничем не болела, просто она вдруг слегла – и за какие-то считаные дни… умерла! Доктора так и не сумели обнаружить причину ее внезапной смерти, видимо, они и сами не поняли, от какой такой хвори скончалась бедняжка.

У Ростовцевых, вместо признаков глубокого траура и печали, она застала чуть ли не настоящую бойню. Граф Алексей Борисович, красный, словно вареный рак, завидев Марго, кинулся к ней с негодующим видом, без приветствия, что, собственно, вполне извиняло его ввиду неких возникших обстоятельств:

– Нет, ты только послушай, Маргарита! Послушай эту бесстыдную ложь! И кто лжет?! Наша старая Манефа! Которую мы так обласкали и, не нуждаясь более в ее услугах, держим с недавних пор в своем доме на правах почти что родственницы, не заставляя ее работать! – Он резко повернулся к няньке, оказавшейся поблизости: – Отвечай, мерзавка, ты в сговоре?!

  8  
×
×