Злодеи-чародеи

Марго поднялась со своего места и подошла к столу:

– Разрешите?

– Поглядеть желаете на пули-с? – спросил Зыбин.

– Да.

Он кивнул, разрешая. Марго взяла пули в обе руки, подняла их к глазам, повернувшись к свету, и Чиркун позволил себе мизинцем показать ей:

– Вот, ваше сиятельство, едва заметные черточки…

– А, да, да… вижу. Федор Ильич прав: насечки, насколько я понимаю, одинаковые.

– Осталась самая малость, – ворчливым голосом сказал Зыбин. – Найти того, кто стрелял из револьвера… – Он отвлекся на стук в дверь: – Прошу прощения, господа. Войдите!

– Я с докладом, – появился Кирсанов.

– Докладывай, – оживился Зыбин.

– Богадельню посещала в ноябре и декабре месяце с благотворительными целями одна пожилая дама. Назвалась она Тихоновой Дионисией Егоровной, сказывала, будто муж у ней умер, потому она никогда не снимала черной вуали…

– Снова дама под вуалью, – раздраженно фыркнул Зыбин. – Откуль же они знают, что она стара, а не молода?

– Разглядели-с, – сказал Кирсанов. – Вуаль у ней была обычная, сетчатая, шляпа и одежда – черные, и, как говорят, дама не из бедных. Ростом она невелика, телом худосочная, но статная и… горделивая. Посещала богадельню два раза в неделю, в праздники – так непременно, с нею приходил слуга, несший корзины с подарками и едой. Особым ее вниманием пользовались инвалид Макарушкин и Семка-дурачок, тем не менее долго возле них она не пребывала, а так: посидит, скажет ласковое слово, одарит и к следующему идет. Во время их болезни она их навещала чаще, доктора с собой приводила…

– Что за доктор, фамилия? – подхватил Зыбин.

– Да заезжий, приятель ее мужа – так она говорила, а фамилии его не запомнили. Ну, а как дурачок с инвалидом померли, дама оплатила расходы на их похороны. Более она в богадельне не появлялась.

– А больница?

– В больнице описали ту же даму, и с тою же целью она приходила, опять же в трауре, но назвалась другим именем: Суворовой Марией Львовной.

– Ну, ясно: имена вымышленные. На чем она туда приезжала?

– В коляске, на извозчике.

– Ох, людей маловато… – в который раз пожаловался Зыбин Марго. – Но попробуем извозчиков поспрашивать, авось до дому ее довозил кто-то из них. А ты, голубчик, вот что сделай нынче ночью: попытайся пробраться в дом – сам знаешь, в какой. Возьми с собою Пискунова и… кого сам выберешь. Ты у них за старшего будешь, впрочем, я лучше сам им скажу.

– Половой Оська каждый день туда ходит с корзиной, может, взять его и допросить? – предложил Кирсанов.

– Повременим покуда. Но, коль нужда настанет, хватай этого Оську и делай с ним, чего пожелаешь. Тут у меня… – Зыбин выдвинул ящик стола, покопался в нем. – …вот, план нарисовал Пискунов, ты изучи его хорошенько, в светлое время осмотрись там, а глубокой ночью попробуй проникнуть в дом.

Взяв план, Кирсанов высказал свои опасения:

– Двери-то на ночь запирают, как же туда проникнуть?

– Верно, нас там не ждут.

Начальник следственных дел задумался, потирая ладонями живот. Правда, выход Зыбин нашел тотчас же: обмакнув перо в чернильницу, он быстро настрочил на листе бумаги несколько слов, говоря при этом:

– Есть у меня один человечек, должок он передо мной имеет, зовут – Савлык, татарин он. Бери извозчика и поезжай по этому адресу, скажи – Виссарион Фомич тебя, мол, к себе затребовал, помощи просит. Поторопись, голубчик, поторопись!

Взяв адрес, Кирсанов умчался, а Марго поинтересовалась:

– Кто такой Савлык?

– Вор, сударыня, обыкновенный вор. Ну-с, не пора ли нам навестить князя? Ох, крутит ноги, кости ломит… быть дождю.

Марго лишь улыбнулась: ведь он долдонил про этот дождь уже неделю как минимум. Видимо, в старости кости ломит уже просто так, а не на смену погоды.

В карете графини Шембек Анфиса отправилась на прогулку в парк. Значительно потеплело, но в воздухе пахло дождем, хотя ни туч, ни ветра не было, при всем при том в этой безмятежности природы чувствовалось преддверие скорых перемен.

Идя по аллее, Анфиса не забывала следить за походкой, держать спину, собственно, в неудобном и тесном корсете спина сама выпрямлялась, только вот плечи отчего-то поднимались вверх, как будто пытались вырвать тело из этих тисков. Девушка порядком волновалась: ей предстояло сдать экзамен на мастерство, помимо этого, барыня приказала ей надеть украшения, и за них Анфиса переживала больше всего, украдкой трогала серьги, будто бы поправляя волосы, а затем пальцы ее ненароком задевали шею с тонким изящным колье.