Проклятие дома Ортанов

Стараясь не шуметь и не привлекать внимания «флейтиста» резкими движениями, Танва стала подкрадываться к краю крыши. План праведного возмездия был прост: всего один толчок или удар ногой, и отвратно выглядевший колдун, беспомощно размахивая в воздухе уродливыми конечностями, полетел бы с крыши. Однако замыслу девушки не было суждено осуществиться, и дело заключалось не в том, что она двигалась недостаточно тихо, просто, как оказалось, загадочное существо обладало чутким слухом. Кончики мохнатых ушек быстро задергались, стоило лишь злоумышленнице сократить расстояние до пяти-шести шагов. Колдун не вскочил, не повернулся, а, не выпуская изо рта несмолкающую флейту, перекатился калачиком и встал почти вплотную перед Танвой.

Девушка не испугалась грозной физиономии злодея и блеска его узеньких, прищуренных глазок, лишь про себя отметила, что если человек уродлив, то во всем. Убогий вид «флейтиста» дополняли засыпанные мерзкими бородавками подбородок и щеки.

– Че притащилась?! – прогнусавил низенький человечек, не отрывая ото рта флейту. – Не вишь, я уже здесь!.. Иди поищи другое местечко для охоты! Че, мало в городе, где кровь сосать?!

«И он туда же! И этот безобразный сморчок принял меня за вампира! Назовет Виколью, все бородавки повыдергиваю! Не назовет – его счастье, просто с крыши спихну!» – подумала белошвейка, не воспринимая сурово взиравшего на нее противника всерьез. Да и как можно было бояться такое жалкое ничтожество, ущербное во всех отношениях? Мысль, что «флейтист» все же колдун и может быть очень опасен, почему-то не посетила голову девушки. Ее обманула внешность низенького толстячка, не только отталкивающе уродливая, но и смешная до колик.

Вместо ответа девушка ударила «флейтиста» обеими руками в грудь. Как Танва считала, силы неожиданного толчка должно было хватить, чтобы омерзительное создание отлетело на несколько шагов назад и, не найдя опоры под коротенькими да еще вдобавок и кривыми ножками, свалилось с крыши. Однако любитель смертоносных мелодий устоял. Сокрытый под стареньким балахоном, в котором Танва признала кусок материи, вырезанный из платья служанки, жир вдруг напрягся, стал твердым, как сталь, и отпружинил удар ее рук. Белошвейка пошатнулась назад и, поскользнувшись на черепице, упала на спину.

– А-а-а, ты так! – визгливым голоском заверещал рассерженный уродец. – Я с тобой по-хорошему, а ты вот как!.. Ты драться, пиявка?!

Не успела девушка и моргнуть, как обслюнявленный кончик флейты больно ткнул ее в лоб, а затем по ее и без того пострадавшим ногам забарабанили твердые, будто конские копыта, ступни «флейтиста». Вскочив на поверженную противницу, толстячок заплясал, а музыкальный инструмент, всего на миг покинувший уродливый рот с оттопыренными толстыми губами, вновь вернулся на прежнее место и заиграл веселую деревенскую мелодию, под которую толстушки-крестьянки давят по осени виноград.

Неизвестно, как долго продолжалось бы это издевательство, но только боль и завладевшая рассудком Танвы ярость быстро положили ему конец. Девушка изловчилась, согнулась дугой и вцепилась обеими руками в кожу на дряблых, волосатых ляжках танцора. Привыкшие часами держать иглу пальцы мертвой хваткой впились в податливую плоть, сжали ее и принялись с силой крутить то влево, то вправо… В этот миг белошвейка почувствовала себя музыкантом, настраивающим перед игрой свой инструмент. С каждым поворотом ненавистный мучитель истошно орал, причем в различных тональностях, и, позабыв об игре вместе с пляской, пытался оторвать ее кисти от терзаемых, раскрасневшихся и моментально опухших ног. Пока «музыкант» выл и дергался в борьбе за свои конечности, инструмент выпал из его рта, покатился по черепицам покатой крыши и свалился вниз…

– Во, дура! Во, дрянь! Че натворила, мерзавка!!! – брызгая на всю округу слюною, запричитал толстяк, едва ему удалось вырваться из безжалостных тисков девичьих пальцев. – Я ж тя щас порву! Собственными кишками подавишься!

Угрозы, угрозы, угрозы… Как часто они всего лишь пустые слова и как редко соответствуют действительности! Стоило лишь разгневанному толстяку кинуться к вставшей на четвереньки девушке, как в его упитанную ягодицу с жужжанием впился неизвестно откуда прилетевший арбалетный болт. Душераздирающий вопль прищемившего хвост кота – тихая, убаюкивающая колыбельная по сравнению с теми звуками, которые издал высоко запрыгавший, заметавшийся по крыше толстяк. Выделывая в воздухе сложные акробатические перевороты и демонстрируя поистине чудеса пластики, злодей все-таки вытащил инородный предмет из мягкого места.