Бриллианты на пять минут

А Батон, «не жрамши, не спавши», до утра прокантовавшись под трубами завода и окончательно протрезвев, пришел к неутешительному выводу: кранты ему. Во всем его теле отзывалось: навесят на него не только Грелку, но и Пушка. Он даже не задумался, из-за чего убили обоих, потому что своя шкура горела. Надо было смываться из города. Куда? Конечно, к тетке. Но, понимая, что менты будут искать его повсюду, Батон не мог себе позволить сесть в электричку и ехать зайцем. К тому же от станции к деревне ходит только автобус, и уж там-то билет придется покупать. А денег – ни копейки. Но есть часы, которые дала ему Грелка! Продать бы их… И Батон задумался: где, в какой точке города безопасней толкануть часы…

Ксения Николаевна собралась на выход и, стоя перед зеркалом, напудрила лицо, затем аккуратно провела по тонким губам помадой. Оценив свой внешний вид, она еще раз провела помадой, увеличивая линию губ. Ну вот, теперь как будто ничего. Но она недовольно фыркнула своему отражению:

– Вот именно: ничего. Старую рожу утюгом не разгладишь, косметикой не украсишь…

– Ба, а к тебе пришли, – заглянула в комнату Софийка, которую сегодня отец не взял на рынок, а оставил дома убраться, постирать и приготовить обед.

– И кого же черт принес так не вовремя?

– Из пенсионного фонда. Он документы показал…

Ксения Николаевна закатила глаза к потолку, вычисляя, успеет она переделать запланированные дела или не успеет, если примет чиновника.

– София, а не послать ли его? – вдруг спросила она внучку.

– Ба, – натянула та на личико осуждающую гримасу, – к тебе на дом человек пришел узнать, как ты тут живешь, а ты его посылать вздумала. Это неприлично.

– А прилично будет, когда твой папочка законопатит меня в дом престарелых? И этот… из пенсионного фонда пальцем о палец не ударит, чтобы помочь. Уж я-то знаю…

– Ну, тогда выйди к нему и посылай сама. Я не буду.

– Ой, – недовольно взмахнула руками Ксения Николаевна. – Придется принять. Погоди, в постель лягу, а то для всех я лежачая рухлядь… – Она сняла верхнюю одежду, юркнула под одеяло. – Зови.

Вошел Никита Евдокимович, поздоровался, достал удостоверение:

– Я должен выяснить ваше содержание…

– Молодой человек, – улыбнулась Ксения Николаевна, которой посетитель понравился – очень симпатичный, поэтому она решила немного с ним пококетничать, – вам не кажется, что я вышла из того возраста, когда дам берут на содержание?

– Простите, не понял… – поднял он на нее недоуменные глаза.

– Мда… – разочарованно протянула она. – Видимо, мой юмор безнадежно устарел. Итак, что же вам нужно от прикованной к постели старой женщины?

– Я бы хотел знать, каков за вами уход, довольны ли вы медицинским обслуживанием, хватает ли пенсии…

– Пенсии не хватает, – заявила она. – Остальное терпимо.

– Кто за вами присматривает?

– Мне еще далеко до того времени, когда старики превращаются в детей и за ними необходимо присматривать, – фыркнула Ксения Николаевна.

– Простите, но вы, я вижу, болеете…

– Ну и что? – пожала она плечами, потом вспомнила о времени. – Ой, ну ладно, ладно. Внучка присматривает. Вас это устраивает?

– Не совсем, – улыбнулся Никита. – А кто еще живет в доме?

– Дочь и зять. Этого достаточно?

– Да, – опять улыбнулся он. – Ну, а теперь разрешите вас сфотографировать? Фото пойдет в ваше дело.

– А на меня завели дело? Ну, снимайте, снимайте.

Он сделал пару снимков и распрощался. Ксения Николаевна тут же подлетела с кровати, надела пальто и скомандовала:

– София, у нас по плану психиатр. Ловим такси, а то не успеем!

– Ты проматываешь наше скромное состояние, – ворчала Софийка, закрывая дверь на ключ и кладя его под коврик. – Такси! Это роскошь. И перекусить тебе надо обязательно в дорогом кафе, потерпеть до дома ты просто не можешь!

– Деньги, дорогая, – это тлен, – философски заявила бабушка. – Они делают людей либо несчастными, либо счастливыми. Я предпочитаю второе, потому что счастлива, когда их трачу.

– Ух, ба, ты невозможная! Как маленькая! Без колье у нас ничего не получится.

– Нужно уметь смиряться с потерями, а то чокнешься. Едем.

1919 год, март.

Ночью Стрижак не спал с ней. Анастасия не знала – радоваться или готовиться к страшным событиям. А утром он ворвался в землянку такой же бешеный, словно ссора произошла только что, схватил кофр Серафима и небольшой саквояж с вещами Анастасии, бросил на выходе: