Бриллианты на пять минут

– Где?! Что ты там делаешь? – оглушил его сын криком. Очевидно, в его представлении папа никак не увязывался с милицией.

– У меня здесь дела, – отчеканил Казимир Лаврентьевич. В это время по коридору забегали люди в штатском и в милицейской форме, появился майор. Казимир Лаврентьевич поднялся ему навстречу, бросив сыну: – Позвоню позже.

– Нашлась машина вашей знакомой, – сообщил майор.

– А Верочка? То есть Вера Антоновна?

– Кажется, и она нашлась, – почему-то нахмурился майор. – Едемте с нами.

Батон бродил вокруг железнодорожного вокзала. Во-первых, здесь полно мест, где легко спрятаться, во-вторых, можно добыть жратву. А у него во рту маковой росинки не было со вчерашнего дня! Батон перерыл урны с мусором в поисках пропитания, кое-что выудил, сложил в пакет, который кто-то бросил, и двинул по перрону, выискивая место для ночлега. Кишки колотились друг о друга, издавая громкие стоны, требовали хотя бы водички.

Что за жизнь пошла – бесплатно тебе даже воды не нальют. Простой, не газировки! А денег – ни шиша. Часы толкал, толкал – никто не берет. Цену снизил с пятисот до трехсот, а все равно не берут. Правда, Батон осторожничал: как замечал морду, которая предположительно могла бы оказаться ментовской, так сразу и деру давал. Возмущению Батона не было предела: как смеют менты не надевать ментовскую форму! Это ж безобразие, да и только! Им форму выдают даром, Батон точно знает, носи себе на здоровье государственное имущество, а они не носят. И как в такой обстановке продать часы? К тетке с пустыми руками стыдно приехать, да и на билеты деньги нужны, к безбилетникам особое внимание проявляют кондукторы и прочая шушера, готовая перед ментами выслужиться. Не любил ментов Батон, а теперь и вовсе возненавидел, потому что от них прятался.

Бубня под нос слова возмущения, он дошел до конца перрона. Повезло: нашел два окурка, выкуренных до половины, и еще сигарету со сломанным фильтром. За вокзалом Батон обнаружил уголок – не то свалка, не то склад контейнеров, – там и обосновался. Не дует, и ладно. Вытащив из пакета картон, бросил его на землю, сел. Перво-наперво съел куски булок, пахнущие сосисками, запил колой, которой хватило на два глотка, и закурил. Нет, не нравилось Батону его положение, но… уж лучше бомжевать, чем в тюрягу угодить. Может быть, завтра повезет с часами?

Преступник даже не удосужился спрятать машину в укромном месте, оставил ее прямо у трассы на окраине города, скатив только с проезжей дороги в кювет. Казимир Лаврентьевич следовал за операми, ехавшими на своей машине. Едва те остановились, он выскочил из автомобиля, не глуша двигателя, сбежал с пригорка и в растерянности замер. Здесь уже стояла милицейская машина, освещая фарами «Ситроен». Водительская дверца была распахнута настежь, на пассажирском месте с запрокинутой назад головой лежала Вера Антоновна без признаков жизни. Вполне вероятно, что преступник пригнал сюда машину с уже убитой Верой Антоновной и сразу же бросил, не удосужившись закрыть дверцу.

– Это ваша знакомая, которую вы разыскивали? – спросил майор. Казимир Лаврентьевич только утвердительно закивал, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота и как подкашиваются у него ноги. – Вам плохо?

– Нет… я… в норме… не беспокойтесь…

– Вы были в курсе ее дел? Из-за чего могли убить эту женщину?

Но Казимир Лаврентьевич не мог дальше говорить. Собственно, он не знал ответов на вопросы майора. Он не отрывал глаз от Верочки – милой, умной, удачливой женщины, которая заботилась о своем здоровье и внешнем облике, умела обеспечить себя, была независима. А теперь она лежит на сиденье… все то же самое, но это уже не она. Это просто тело, некогда принадлежавшее Верочке, одетое в дорогую одежду. Холеное тело, но Верочки в нем нет. Его скоро закопают, а где же Верочка? Вот что значит смерть: ты есть, но тебя одновременно нет. Твоему телу все равно, что с ним сделают, ему ничего не нужно – ни благ, ни здоровья, ни одежды.

Казимир Лаврентьевич был потрясен. Он давно знал, как всякий человек на земле, что жизнь коротка и обманчива, что призрачно в этом мире абсолютно все – богатство, красота, положение в обществе. Что все проходит, а со смертью вообще уходит. Но раньше он не понимал это так отчетливо, как в тот момент, когда смотрел на убитую Верочку. И нелепый, а может, вполне закономерный вывод напросился сам собой: кто так издевается над людьми, даря им на краткий миг жизнь? Кто устраивает над ними эксперименты, давая одним – болезни, уродство, нищету, слабоумие, а другим – богатство, здоровье, красоту? Кто провоцирует одних отнять источник благ у других? Кто придумал смерть – страшное орудие наказания за право жить на земле? Как же надо ненавидеть человечество, чтобы пустить его в этот мир, соблазнять его на протяжении жизни, а потом наградить небытием! О каком спасении или наказании за гробом может идти речь, когда здесь, на земле, сплошное несовершенство? Кто же так коварен – бог или сатана? Если это они играют человеком, то люди правы, когда берут у этой жизни все, не оглядываясь на мораль, придуманную ирреальными существами.