Бриллианты на пять минут

– Ба, а у меня другие сведения. Сейчас это делают запросто, стоит обратиться к врачу. Человеку, которому стукнуло семьдесят лет, умственную отсталость приписать разрешается без всяких судебных разбирательств.

– Такого быть не может! – возразила бабушка.

– Еще как может. Иначе суды завалят делами такие же люди, как мой папа. Думаешь, сейчас мало таких? Очень много…

– Я не сдамся, – заверила бабушка. – Твоему папочке останется меня убить.

Батон проснулся поздно, в двенадцать. Постель была выпачкана зеленкой и кровью, тело ныло, раны болели, все еще слегка кровоточили. Батон припомнил вчерашний день и вечер, огляделся. Свинарник. Когда мама была жива, здесь царил порядок, всегда была приготовленная еда, а он этого не ценил. Взгляд остановился на бутылке с самогоном, и нутро привычно потребовало: дай! Но… Полбутылки вчерашней мечты сегодня ввергли Батона в раздумья, что ему вроде бы не было свойственно. А размышлял он вот по какому поводу: пить или не пить? Вчера его жизнь висела на волоске! Какая же сволочь пыталась его зарезать, как Пушка? Значит, если будет пить, ослабнет морально и тогда… его прирежут. Вчера он спасся благодаря тому, что был трезв, как стеклышко.

– Не буду больше пить. Ни за что!

Батон решительно встал, схватил бутылку и хотел вылить содержимое в унитаз, но передумал. Пусть стоит для гостей. Хотя, собственно, гостей у него не бывает. Грелка приходила, Пушок да еще парочка алкашей. Вот тебе и все гости. Эх, на что тратится жизнь?! Батон спрятал бутылку в кухонный шкаф, вымылся в ванной, не переставая рассуждать вслух:

– Что же получается? Если не менты схватят, то зарежут. И где лучше? Конечно, в тюряге. Как-нибудь отсижу, зато доживу до старости, заодно отвыкну пить. Квартира приватизированная, сдам ее, а когда отсижу и вернусь, бабок будет куча, начну новую жизнь. А пока не сцапали менты, пойду на рынок, еще не поздно.

Он, жуя хлеб с огурцом, оделся, закрыл дверь. Но пришлось вернуться, потому что в грязной одежде забыл часы. С часами в кармане и наполеоновскими планами в голове Батон пришел на рынок, решив продать часы за сколько-нибудь, поесть напоследок, а там… видно будет.

Щукин консультировал Славу, что ему надо сделать в первую очередь по делу директора кафе «Казачка». Советы раздавать хорошо, а вот убийцу найти куда труднее. Сам Щукин так и не нащупал ниточку, которая помогла бы ему выйти на след в своем деле, зато с уверенностью поучал в чужом.

Зазвонил телефон, Щукин снял с аппарата трубку.

– Архип Лукич! – доложил в трубку оперативник Гена, приставленный ему в помощь. – Есть! Только что звонил грузчик с рынка – Батон там… Едем брать?

– Да! – закричал Щукин, подскочив, как ошпаренный.

– Архип Лукич… что случилось? – растерялся Слава, наблюдая, с какой скоростью старший коллега носится по кабинету в поисках пиджака, сигарет и куртки.

– Извини, Слава, мне некогда! – выкрикнул Щукин, уносясь из кабинета.

1919 год, конец ноября.

Зима наступила в начале октября, что для многих членов банды, жителей Украины и юга России, было непривычным явлением. Банда значительно поредела – осталось человек сорок, а конца пути не было видно. В банде постепенно нагнетались упаднические настроения, а то у кого-то вдруг сдавали нервы, и он принимался бунтовать: сколько можно ехать, куда и зачем? В таких случаях Стрижак действовал заодно с Кочурой – расстреливал смутьяна. По-другому нельзя – малой кучкой не выживешь, а дисциплину требовалось держать. Чем? Страхом.

И все они скакали, ехали, шли, не зная конечной цели. Иногда на сотни километров не встречали ни одной деревни. Ели что придется. Попадались и заброшенные деревни, тогда становились на отдых, забивали одну из лошадей, половину мяса замораживали, пряча от зверя, половину съедали. Затем шли дальше. Хлеб был дороже золота.

«Зачем?» – этот вопрос задавали себе и Анастасия и Стрижак. Ведь проблеска не было видно, тайга, казалось, никогда не кончится. Летом продвигаться по тайге – куда ни шло, но без проводника не обходились. А зимой дорога стала невыносимой, приходилось еще и через горы переходить, что создавало дополнительные трудности. Теперь банда не ввязывалась в бои, а обходила столкновения стороной. И все равно теряли людей, часто голодали. Если б не прибившиеся к банде сибиряки, умевшие добыть пропитание, наверное, перемерли бы все.

Стало очевидным, что пора примыкать к какому-то лагерю. К какому – не вопрос. Слишком много было в банде людей, пострадавших от красных, значит, следовало либо вступить в местную банду, либо примкнуть к белогвардейцам, которые постоянно набирали солдат в добровольческую армию. Но были в банде Кочуры – Стрижака и такие, кто пожелал вообще уйти.