60  

– Утро доброе, Фернан Леже.

Сегодня тратить красноречие на змея не было ни малейшего желания. А если учесть, что Полин предпочла «обворожительному, восхитительному» и утомительному змею юного друга, то, кроме сострадания, других эмоций он не вызывал.

Утренний кофе напоминал хаотичное брожение: девушки с чашками ходили от одного окна к другому, Володька мерил шагами пространство, рассматривая рисунки, сделанные вчера, Влад бесцельно слонялся туда-сюда, напевая. Полин не появлялась, хотя время подходило к полудню. Влад спросил, подойдя к Володьке:

– А где Полина? Я с утра ее не видел.

– Не знаю. Спит, наверное.

Влад попросил рисунки, сел в кресло. Володька пристроился неподалеку прямо на полу, пил остывший кофе.

– Слушай, а что это за звуки раздавались сегодня ночью? – как бы между прочим спросил Влад. – Или мне показалось спросонок?

– Я занимался гимнастикой, – не моргнув глазом, ответил Володька.

– Ночью?!

– Ну да. У меня избыток энергии, должен же я куда-то девать ее?

– Интересно… Мне даже чудилось, кто-то приглушенно стонал…

– Я стонал. Когда отжимался на руках. Попробуй, ты тоже застонешь.

– Серьезно? Только мне показалось, стоны были женские. – Он вдруг наклонился ближе, тоном заговорщика прошептал: – Признайся, ты оприходовал одну из танцовщиц? Кого? Я не скажу Полине, клянусь. Ну, признавайся.

Вот так так… значит, Полин вне подозрений. Что ж, по его мнению, простак типа Володьки не имеет шансов добиться Полин. А слово-то какое употребил: оприходовал! Видимо, это его суть: грязненькая, закамуфлированная внешним лоском.

– Признаюсь: нет, – ответил в тон Владу.

Разумеется, тот не поверил. По лестнице спускалась Полин с приветливой улыбкой, аккуратно причесанная. Только едва заметные голубые тени под глазами говорили о беспокойно проведенной ночи.

– Полина, дорогая, – двинул к ней навстречу Влад, – дом без хозяйки сиротлив. Выглядишь потрясающе, но утомленной. Как спала?

– Кошмары снились…

«Мама дорогая, – думал в это время Володька, – я, кажется, влип выше крыши. Провел с ней ночь, а увидел – все закачалось».

– А наш Моне гимнастикой занимался ночью, – возвестил торжественно Влад.

– Да? – насторожилась Полин, садясь в кресло.

– Представь себе. Слышу – возня, приглушенные звуки… Думаю, привидения разгулялись. Или другое что… Думаю, а если шалит наш юный друг? Ну, я вставать не стал, чтоб случайно не смутить. А он, оказывается, гимнастикой занимался. Ночью. Во где энергия бьет ключом! Позавидуешь.

«Понял, почему я его ненавижу, – обрадовался открытию Володька. – Он подлючая гнида. Не змей, куда ему! Шакал. Так бессовестно сексотить…»

– Володя, тебе не спалось? – спросила Полин, наливая себе кофе.

– Даже очень здорово спалось.

– Тогда не понимаю, о чем речь? – На ее лице не дрогнул ни один мускул. – О том, что нашему Пинкертону не спалось, – рассмеялся Володька, – а чудились звуки ему из потустороннего мира или разыгралось воображение на почве сексуальной недостаточности. Влад, тебе вредно находиться в темной комнате одному.

Даже за завтраком, соответствующим больше обеду, оба пикировались, причем Володька в основном отбивался, нападал Влад. Видимо, «юный друг» тоже сильно действовал ему на нервы. «И нет никакой возможности перекинуться с Полин парой слов, ходят тут всякие», – с досадой думал Володька. Но момент все же улучил, поймал ее на кухне, остальные собирались в дорогу.

– Нас могут увидеть, – предостерегла Полин, когда он неожиданно обнял ее сзади.

– Ну и что? Тебя это волнует?

– Не знаю… Я пока не готова.

– Ох, Полин… – и сжал ее крепко-крепко.

– С ума сошел! Пусти сейчас же! – Ей удалось вырваться. Пройдясь руками по одежде и убедившись в полном ее порядке, строго сказала: – Держи себя в руках.

– Когда они уедут?

– Сегодня. Сейчас. Я повезу их обратно.

– Постой, постой… Ты тоже уедешь? Я поеду с тобой.

– Нет. Оставайся здесь и работай. Ты ведь за этим прошагал пол-Европы?

– Когда приедешь?

– Есть еще дела… Я приеду, Володя. Мне надо о многом подумать.

– О чем?

– О том, что произошло… о тебе… о себе…

– Да что тут думать! – Он притянул упирающуюся Полин, выждал, пока она не перестала сопротивляться. – Мне никогда, слышишь, никогда, ни с кем не было так здорово, как с тобой. Ни с кем.

– Мне тоже. Потому немного страшно…

– Не понимаю, что же тут страшного? Достоевщина хороша в книгах.

  60  
×
×