98  

ПРЕДМЕСТЬЕ ПАРИЖА,

СПУСТЯ ПЯТЬ ДНЕЙ

Мсье де Труайе, высокий и солидный мужчина лет пятидесяти, обходил гостиную, останавливаясь у каждой работы. По сему случаю навели глянец в бывшей мастерской, поставили старинную мебель и кресла, убрали софу. Володька с замиранием сердца не упускал из вида ни одного движения мсье Труайе. Стоило тому подойти поближе, изучая фрагменты и манеру письма, а затем отойти, Володька вдруг замечал в картинах то, чего раньше не видел. Черт, несколько мазков нахально выпирают, а надо было смягчить их внешние линии. В «Экстазе» цветовая гамма подкачала. Ну, кто пишет космос в розово-голубых тонах? Пошлятина. И вообще, все не то, не так. А мсье Труайе переходил от одной работы к другой, возвращался к предыдущей, долго стоял. Володька терял силы и терпение, наконец понуро сел на ступеньки лестницы, ощутив полный провал.

Полин находилась здесь же. Переговариваясь с мсье Труайе, подносила ему бокалы с вином, иногда переводила его фразы и ободряюще подмигивала Володьке, который почему-то совсем перестал понимать французский. Но ни слова оценки не прозвучало из уст мсье Труайе. Он в десятый раз – а может, в сотый – остановился у диптиха, что-то сказал Полин, она перевела:

– Мсье говорит, что черного Адама и белую Еву уже писали. Дюрер.

Все, клеймо повесил: шаблон. Два часа изнурительной пытки, чтобы вот так пренебрежительно бросить: это уже было. Неужели трудно сразу сказать, что работы не удались? Чего ходить туда-сюда?

Наконец мсье попрощался, Полин вышла проводить гостя, а Володька налил вина полный бокал и залпом выпил.

– Как тебе Труайе? – вернулась Полин.

– Ходячий сейф. Лучше скажи, как я ему? Нет, не надо, не говори.

– Почему? – Полин лукаво улыбнулась. – Вы, мсье, не хотите услышать, что он покупает ваши работы?

– Что?!! – ошалел Володька. – Повтори.

– Да, он покупает все твои работы. Берется сам устроить их на выставку. Много, конечно не может заплатить, так как у тебя нет имени, ПОКА НЕТ. Поэтому платит всего сорок тысяч.

– Всего?! – воскликнул Володька, подлетев к Полин. – Ты считаешь, сорок тысяч мало? Да это… это… Сорок тысяч!

– Долларов, – уточнила Полин, а у Володьки совсем голова пошла кругом, он рассмеялся и рухнул в кресло. – Я не продала только «Времена года», хотя он просил.

– Отдай в нагрузку, как подарок! Ну их к черту, я накатаю еще.

– Нет, это моя картина. Не сходи с ума от успеха, вот увидишь, он заработает на них, по меньшей мере, вдвое. Этот человек знает, что делает. Ты теперь должен держать марку. Ну, над имиджем мы поработаем. И над твоими манерами, они у тебя ужасающие, совсем не умеешь вести себя в обществе. Впрочем, гению все можно. Боже мой, ты не представляешь, как тебе повезло. Ты начал сразу с взлета. Через неделю он приедет за картинами и привезет чек. Выставка будет в начале марта. А мы с тобой прогуляемся в Венецию, как идея?

– Да я Париж толком не видел! – воскликнул он и вскочил на ноги. – Куда я мог пойти без денег? Только на улицу. Я хочу посмотреть Париж изнутри…

– Париж город наслаждений, а не отдыха, он не любит торопливых, – мягко перебила Полин. – А ты, по-моему, заслужил отдых. Я тоже, поэтому пойду и поваляюсь, я страшно устала.

– Полин! – Володька взял ее за руки. – Неужели так бывает? Если б не ты…

– Все, все, все, – рассмеялась она, мягко выдернув руки. – Я волновалась не меньше твоего и устала. Слова благодарности выслушивать у меня нет желания.

Она чмокнула его в нос и унеслась наверх. Володька никак не верил, что это произошло с ним. Поставив кресло так, чтобы видеть все свои творения, сел. В сущности, расставаться с работами не жаль, нет. Пусть радуют глаз людям, для этого он и писал. Просто в этот момент настоящего счастья примешалось немного боли. Совсем чуть-чуть сладкой боли, которая приходит после завершения тяжелого этапа, когда работаешь до одури, теряешься в сомнениях и точно не знаешь, что конкретно тебя ждет. И вдруг чудо! Начинаешь понимать, что чудо создал ты, трудный путь позади, а впереди… впереди снова работа, поиски, сомнения. Но это будет уже новый этап.

Постепенно сгущались сумерки, а люди на полотнах все больше оживали, отчетливо выделяясь на фоне матовых стен. Юдифь, Саломея, Адам и Ева, Магдалина, он и Полин, над камином «Времена…» – самая слабая работа, если их сравнивать. Манера письма, композиция, цветовая гамма, даже эксцентричность присущи всем работам, но шесть картин отличаются. В чем же секрет? Наверное, в том, что он чувствовал, чем жил, что вкладывал в каждый мазок. Да, Володька вложил всего себя в эти полотна. Или это мастерство, как говорят? Э нет, никакое мастерство не даст того результата, который дает опыт прожитых дней. Вот в чем суть творчества: пока растешь как личность, растет твой талант. Пройди испытания, переживи разочарования, но останься при этом человеком и твори с позиции большой личности, тогда твои произведения поймет даже папуас из Новой Гвинеи.

  98  
×
×