Забавы агрессоров

Удар когтистой лапы обжег щеку Дарка. Моррон упал, но тут же поднялся, правда, лишь для того, чтобы подставить руку под несущийся к горлу кинжал. Разрезав плоть до кости, лезвие полетело дальше. Аламез не успел схватить левой рукой за горло мгновенно отскочившего назад вампира и, поскользнувшись, завалился вперед, открыв для удара голову, шею и грудь. Противник, конечно же, воспользовался таким великолепным подарком, ударил правой из-под низа, метясь когтями в сердце моррона.

Раздался хруст, душераздирающий вопль, и стокилограммовое тело эфиола-альтруссца завертелось по липкому кафелю. Аламез улыбнулся и, нанеся обезболивающий удар каблуком по виску пациента, наконец-то поправил съехавшую на глаза бандану. Этот обманный прием действовал всегда. Враг выбрасывал вперед руку, а якобы потерявший равновесие хитрец неожиданно хватал ее за кисть, выворачивал и бросал врага через бедро, ломая кость как минимум в двух местах. Убить вампира таким приемом, было невозможно, а вот вывести на пару часов из строя вполне.

Один кровосос «отдыхал» на полу, второй сидел под раковиной, запрокинув голову набок и неизвестно зачем обняв мусорное ведро. Оставалось лишь оторвать от почти обескровленного тела девицу.

– Ишь присосалась, пиявка, а ну, пусти! – Аламез вцепился обеими руками в ключицы вампирши и с грехом пополам оттащил девушку в красном от мертвого тела.

– А ты что за тип?! Знаешь, кто я?! – провизжала одурманенная кровососка, пытаясь отвесить моррону пощечину.

– Знаю, – со вздохом ответил Дарк, схватил худощавую девицу за рыжую копну липких от крови волос и стукнул лбом о кафель.

Взгромоздив бесчувственное тело на плечо, моррон покинул пределы мужского туалета и направился через переполненный танцевальный зал к подсобке, единственно возможному при данных обстоятельствах выходу. Самое интересное, что на него с окровавленной девушкой на плече никто не обратил внимания.

Глава 5. Проказы реаниматора

Мир постепенно возвращался, точнее, это Мартин возвращался в мир, но морроны, как и люди, склонны к эгоистичному субъективизму и не могут до конца признать, что не являются центром мироздания. Процесс воскрешения, хоть Гентар, по большому счету, вовсе и не умирал, шел как-то необычно: без звуков, голосов, яркого света, бьющего по глазам, и без сводящей с ума боли. Пытливый ум ученого уже начал выстраивать стройные линии гипотез, пытаясь найти логическое объяснение этому странному явлению, но вдруг Мартин вспомнил, что сам отключил все ненужные функции организма, в том числе и болевые рецепторы.

Началась утомительная настройка параметров мозга. Прежде всего маг вернул себе зрение... и ужаснулся. Он лежал в общей палате, накрытый тонкой простыней и совершенно голый. По соседству находились примерно двадцать больных, окутанных шнурами, дыхательными трубками и шлангами для переливания крови. В палате было темно, на дворе стояла глубокая ночь. Когда маг вернул себе слух, то констатировал полнейшее отсутствие каких-либо звуков, кроме шелеста листвы за окном и жалобного попискивания простенькой кардиоаппаратуры.

«Реанимация.... Ну что ж, могло быть и хуже. Из морга мне уже приходилось выбираться, чертовски неудобно ломать железную дверь холодильника изнутри. Лежишь, как в гробу, даже рукой как следует не размахнуться!» – утешил себя Мартин и вернулся в режим настройки функций своего потрепанного организма.

Регенерация поврежденных участков и обеспечение минимальной жизнедеятельности отнимали приблизительно девяносто процентов сил, жалкий остаток нужно было распределить с умом. Избрав для зрения и слуха минимальные показатели (маг видел на расстоянии шести-семи шагов, притом картинка дрожала, расплывалась и была черно-белой, словно у настоящего дальтоника), Мартин выкроил жалкие три-четыре процента энергетического запаса для усиления опорно-двигательных функций. Без обоняния, осязания и вкусовых ощущений на первых порах пришлось совсем обойтись. О подключении нервных окончаний не могло быть и речи, тогда Гентар не смог бы выбраться из палаты, а упал бы на пол и обрек бы себя на несколько часов незабываемых впечатлений, по сравнению с которыми посещение средневекового костоправа показалось бы лишь безобидным сеансом легких и даже приятных шлепков по попе.

Особо тяжко оказалось сползти с кровати и, с грехом пополам устояв на подгибающихся ногах, сделать первый шаг. Колени не слушались, руки тряслись, покрытый белым налетом язык свисал из открытого рта, из глаз текли слезы, ну и нос тоже был на мокром месте. Однако самое обидное, что в голове мага блуждали не относящиеся к делу мысли, энергию которых он не мог направить на благое дело выздоровления. Это была другая система, чуждая для обычного человеческого организма, подарок Коллективного Разума, который хоть и находился под его черепной коробкой, но был хорошо защищен от вмешательства даже самого обладателя-моррона.