20  

Полгода я была прикована к постели. Операции изматывали меня. Это была страшная пытка. Лучше б я погибла тогда. И вот сегодня вынесли приговор: со спортивной карьерой покончено. Какая карьера?! Разве для меня главное – карьера? Они просто болваны. Я не могу жить без этого, не могу без поединка, без опасности, без скорости, без снега. Только в этом моя жизнь. Ночью я вставала, добиралась до холодильника, брала лед и держала его в руках, пока не растает. Я заклинала лед помочь мне, а он стекал с моих ладоней беспомощными каплями и ничего не обещал…


Нина бросила листы Глебу:

– Почитай. По-моему, у твоей жены голова не в порядке была. Однако должна признать, что написано красиво, поэтично.

Он прочел, удовлетворен не был, правда, сказал:

– Это же только начало. Когда обещали отдать перевод?

– В понедельник, – ответила Нина. И кто ее дернул за язык секундой спустя? – Но на весь роман со снегом не рассчитывай, будут отдавать частями. Так что, как развивались страсти по снежинкам, узнаешь не сразу.

Прозвучало это до того язвительно, что Глеб перевел на Нину пристальный изучающий взгляд. Уставился, словно пытался понять, чем вызвана язвительность. Да чем же, как не ревностью! Нина смутилась, потому что он догадался о том, что точило ее изнутри, это стало заметно по его лицу. От злости на себя она принялась стелить постели: себе на софе, ему на кресле. Он подошел сзади, взял ее за плечи.

– Ты перепутал место, – напряглась Нина. – Ты спишь на кресле.

– Я совершил большую ошибку, отказавшись от тебя, – вздохнул он, сжимая ее плечи. Она высвободилась, перешла на противоположный край софы. Глеб насупился. – И наказан теперь сверх меры. А ты так и не простила меня.

– Да простила, простила! – психанула она, и не без оснований. – Но, Глеб, не начинай все сначала. Я не та, что была раньше. Второй раз не наступлю на раскаленные угли. Усвой это хорошенько, пожалуйста.

– Ниночка, с кем это ты разговариваешь? – раздался голосок Матильды Степановны.

– С телевизором! – крикнула Нина и добавила шепотом Глебу: – Ложись спать.

Когда Нина легла и выключила свет, подумала: «Срочно надо подыскать ему квартиру, иначе я этой пытки не вынесу и наделаю глупостей».

Глава 8

Как у всякого нормального предпринимателя, у Нины была «крыша». Первая «крыша» хлипкая – это уличный патруль из двух ментов, которые захаживают в ее кафе поесть, разумеется бесплатно. Вторая «крыша» – бандюки. Главному из бандюков Нина однажды оказала услугу. Едва только заработало кафе, еще не зная, что всякое заведение в городе платит определенную сумму разным «крышам» – в зависимости от района, – Нина пришла по обычаю раньше всех. Открыла она дверь черного хода, а к ней подлетает мужчина лет тридцати, втолкнул в коридор, дверь закрыл. Приложил палец к губам и шепотом говорит:

– Спрятаться есть где? В долгу не останусь.

Она, конечно, растерялась, но в этот миг раздался стук в дверь. Нина в «глазок» посмотрела, а там менты в форме. Мужичок испариной покрылся и весь такой невзрачный, ростом небольшой, едва достает Нине до подбородка, но одет с иголочки. В его глазах трепетало отчаяние, с каким была знакома и она. Наверное, этот человек что-то натворил, только вот Нина взять на себя роль стукача не смогла. Премию менты не выдадут, а неприятностей нажить можно запросто. Нина осмотрительная. Стук повторился. Она махнула мужичку рукой – за мной иди. Кладовка еще не была оборудована, спрятала его там, подперла дверь досками и на очередной стук откликнулась:

– Иду, иду! Чего барабаните? Вход с другой стороны!

– Откройте, милиция.

Нина открыла, ворвались три человека в полной экипировке.

– Посторонний не забегал к тебе? Куда-то во двор нырнул.

Нина ответила, что посторонних здесь нет, но они все равно решили осмотреть помещения. Прошли на кухню, заглянули в подсобку, в зал, в кабинет, хорошо хоть не перевернули все вверх дном. Остановились у кладовой:

– Там что?

– Подземный ход, ведущий в Кремль, – ответила Нина.

Похихикали и ушли. Нина отодвинула доски:

– Прошу на выход. Облава закончилась.

– Можно мне у тебя до ночи побыть? – спросил он.

– А мы уже на «ты»? – проворчала Нина, но разрешила оккупировать свой кабинет.

Позже выяснилось, что это знаменитый в городе Паша Кореец. Кореец – прозвище, мать у него кореянка, от нее унаследовал некоторые восточные черты. Отец русский, из тюрьмы, по слухам, не вылезал. Паше Корейцу было не тридцать, как показалось Нине, а все сорок, но выглядел молодо, наверное, из-за того, что компактный. Паша Кореец считался асом по бегам, исчезал из-под носов милиции, будто у него крылышки за плечами или шапка-невидимка имеется. Но тогда Нина об этом не знала. Тогда Паша развлекал ее во время перерывов игрой в карты, показал несколько фокусов и мошеннических приемов. Через неделю он пожаловал легально вечером, в окружении парней, которым не доставал до подмышек. Сел за столик, подозвал Нину. Стоило ей подойти и удивленно поднять брови, как он пригласил ее посидеть с ним в компании, заказал роскошный ужин и пальцами прищелкнул. Принесли огромный букет роз.

  20  
×
×