Круговорот парней в природе

– Давай живее, посмотрим, где они квартируют!

Метель вновь усилилась так, что в десяти метрах впереди ничего не было видно, но крепко поддатые иностранцы, спотыкаясь и падая, протоптали в снегу широкую тропу. Ромка и Яшка, перемигнувшись, пошли за ними.

Хмельная компания интуристов нестройным хороводом тянулась по извилистому проулку. Одну за другой зарубежные гости миновали три более или менее приличные гостиницы на главной поселковой улице и с прогрессирующим замедлением темпа поползли на вершину холма, тотально облысевшего в результате массовой застройки. Ветер здесь был гораздо сильнее, чем внизу. Он пугающе завывал, драчливо бросался снежками и норовил коварно столкнуть тщедушного Ромку с протоптанной дорожки.

– Куда их понесло, придурков?! – не выдержал он.

Группа иностранных придурков безропотно влеклась сквозь метель к невидимой за пургой вершине.

– В «Маму Рoдную», куда ж еще! – ответил на вопрос дружка более сообразительный Яшка.

Мини-гостиницу Бори Шульца «Либер Муттер» местные жители называли на свой манер – не по-немецки, а исключительно по-нашему: «Мама Рoдная». И непременно с той самой сокрушенной интонацией, которая традиционно соответствует развернутой фразе: «Ой, мамочка моя рoдная!» и органично сочетается с тугим обхватом головы руками, дрожащими от безрадостного волнения. Заведение господина Шульца ценилось поселковыми аборигенами весьма невысоко и доброй славой в народе не пользовалось. Как, впрочем, и сам Борис Абрамович Шульц, ФИО которого в местном фольклоре было нарицательным и синонимичным таким широко известным именам, как Гобсек, Скупой Рыцарь и Кощей Бессмертный.

– В «Маму Рoдную» – это плохо, – огорчился Ромка. – У Шульца стены, как в Кремле! Каменные и зубчатые!

– Да нет же, кремлевские стены у него только с трех сторон, – со знанием дела возразил Яшка. – Сзади, где участок Васьки Ласточкина, Боря только сеточку проволочную поставил. У Ласточкина-то долгостой уже третий год тянется, а дом никак выше фундамента не поднимется, потому что хозяин через две недели на третью в запой уходит и на участке своем почти не появляется. Шульц, зараза жадная, это дело просек и метр за метром потихоньку переставляет свою сеточку на чужую территорию. Скоро оттяпает половину Васькиной земли!

– Плохо Ваське, – посочувствовал Ромка.

– Зато нам хорошо, – заметил Яшка. – С Васькиного участка мы запросто заберемся к Шульцу во двор, а потом без проблем оттуда отступим.

Пронзительная трель штопором ввинтилась в ухо и выдернула мое сознание из тихого омута пьяной дремы.

– Какого черта? – вяло удивилась я, обнаружив в своих ладошках, сложенных корабликом и удобно помещенных под щеку, мобильный телефон.

Аппарат звонил безудержно и весело, как школьный колокольчик на Первое сентября. Не сразу попав подрагивающим пальцем в нужную кнопочку, я включила телефон, положила его на подушку и придавила сверху ухом.

– Татьяна, почему не докладываешь, как у вас дела? – с ходу накинулся на меня Семен Кочерыжкин.

– Чудесно, – пробормотала я.

– Что значит – чудесно? Ты накормила японцев?

Я поднесла к сонно сощуренным глазам левое запястье и сняла показания циферблата: без трех минут полночь. Самое время спросить, накормила ли я японцев! Как будто они младенцы, а я нерадивая мамаша, способная пропустить очередной сеанс кормления грудью! Мне захотелось сказать сверхзаботливому Семе много разных нехороших слов, но было лень ворочать языком, и я пробормотала коротко и кротко:

– Они накормлены.

– А что у вас с ночлегом? – продолжал волноваться Кочерыжкин.

Он, к сожалению, мой начальник, поэтому я не могу послать его по тому маршруту, который так и не освоил фольклорный Макар с его телятами.

– Спим, – ответила я.

Снова взглянула на часы и не сумела убрать из голоса укоризненные нотки:

– Уже полчаса как спим!

– А чем же вы занимались до половины двенадцатого? – Сема без труда нашел себе новую заботу.

– Спаивали коллектив, – призналась я.

– Спаяли? – недоверчиво спросил он.

– Споили, – смущенно поправила я.

Сэм опять что-то забубнил, но тут мои силы окончательно иссякли, я поняла, что при всем уважении к вышестоящему начальству не могу продолжать разговор, и выключила телефон. К сожалению, японолюб Кочерыжкин своим неурочным звонком перебил мне сон. Поворочавшись с боку на бок, я села в постели и с чуткостью, которой было далеко до Семиной, прислушалась к своему организму. Он дал понять, что нуждается в посещении туалета. Я спустила ноги на пол – линолеум оказался холодным, как лед, и я ойкнула.