Под венец на автопилоте

Она и не заметила, как защипало в горле, а от злости в глазах закипели слезы. Черт! Так и не успела она этого пижона на место поставить! Будет теперь жить со своей Ирочкой и думать про Юльку всякую фигню!

– Да чего там уметь… – тяжело вздохнула Маша. – Я умею, только когда еще наш Феликс женится… и потом, он же не совсем дурак Ирочку в жены брать, у него и без нее знаешь сколько девушек!

У Юльки наступила временная передышка. Значит, если какая-то Ирочка к ним перебралась, это еще вовсе не значит, что этот летчик-налетчик кинется хватать ее в жены. Ну что ж… каждый живет как может. Может, у них, у этих Ларских, фишка такая, что у них в доме живет кто попало, Юлька же еще не слишком близко с ними познакомилась.

– И потом… – задумчиво напомнила Маша, – Феликс не станет жениться, пока меня не пристроит. Ну, в смысле, пока я своего мужа не заведу.

А вот это уже существенно меняет дело. Вот так влюбись Ларский в Юльку, захоти он в загсе все оформить по-человечески, а ни фига! Ничего не получится, потому что его сестренка, видишь ли, мужчин опасается! Нет, надо срочно вытолкать Машу замуж, а уж со всякими там Ирочками Юлька быстро управится. Еще в жизни такого не было, чтобы Юлька не получила того, чего хотела!

– Так! – решительно хлопнула она ладошкой по коленке. – Ты уж как хочешь, но нам надо срочно тебя сбагрить замуж! Нет, я в хорошем смысле этого слова. Ты сама посуди – тебе уже двадцать пять…

– Двадцать три! – торопливо поправила девчонка.

– Ого! Двадцать три! – в ужасе округлила глаза Юлька. – Именно в этом возрасте и зарождаются старые девы! Порядочные девушки в девятнадцать уже разводятся! Значит, тебе двадцать три, друга у тебя еще не намечается, и ты страшно боишься мужчин… М-да… Веселенькие данные…

Юлька обошла вокруг Маши, придирчиво ее оглядела с ног до головы, почмокала языком и, тяжко вздохнув, махнула рукой.

– Ладно, была не была! Возьмемся за безнадегу…

– А что, двадцать три – это уже совершенно точно безнадега, да? – всерьез испугалась Маша.

– В твоем случае – да. Есть, конечно, девушки, которые сознательно берегут незамужний статус, ну чтобы карьеры добиться, выбрать себе партию выигрышную, а у тебя… Да ты не пугайся, завтра начнем стремительную подготовку, а потом… наступление по всем мужским фронтам.

Маша быстро менялась в лице – то ее бросало в краску, то кровь отливала от лица, и она становилась молочно-белой.

– А… что такое подготовка? – судорожно сглотнула она.

Юлька красиво пошевелила пальцами, пытаясь найти не слишком обидные слова, и разъяснила:

– Ну понимаешь… вот то, в чем ты сейчас одета… как бы это выразиться… Вот твой братец тебя одевает, как постоялицу в сиротском приюте.

Маша сделалась малиновой, судорожно оглядела свой наряд, даже юбочку подняла, чтобы лучше разглядеть, и лишь потом промямлила:

– А что? Сейчас такое не носят?

– Ну… это вообще никогда не носили… то есть такой наряд не пользуется спросом у молодых женихов. Нет, конечно, если ты какого-нибудь жмота закадрить мечтаешь, он оценит твой индпошив, только учти, что потом в семейной жизни ты у него даже на колготки денег не выпросишь, так и будешь шить сама себе до старости. Но нам такой муж не нужен.

– А какой нам нужен муж? – раскрыв рот слушала ее Маша.

Если бы их слышал Феликс, он бы завалил Юльку цветами от радости, но Машин брат работал и в дискуссии не участвовал.

Он приехал вечером, к концу рабочего дня. Просунул лохматую голову в дверь и скромно поинтересовался:

– Можно войти? У вас тут на приеме раздетых мужчин не имеется? Мне бы лучше женщину, можно оголенную.

Юлька вздрогнула от неожиданности и надула губы:

– Ну сколько раз можно повторять, ночной клуб за углом. Там все оголенные – и мужчины, и женщины. А у нас вполне приличное заведение. Короче, Маша, значит, завтра…

– А что, вы и в субботу работаете? – удивился Феликс.

Юльке не понравился вопрос. Чего уж он так боится, что его сестренка перетрудится? Между прочим, он целых два дня не увидит Юльки, и это его должно сильно печалить, а он скалится во всю челюсть!

– Фель, мы завтра по магазинам отправимся, – пояснила Маша, цветя весенним ландышем. – Юля сказала, что ты меня одеваешь, как постоялиц из сиротского приюта. Не нравится ей.

У Феликса была та же реакция, что и у сестры. Он побагровел, испуганно заморгал глазищами и даже попытался затолкать сестру в старушечьем наряде себе за спину: