Спокойно, Маша, я Дубровский!

Тут я должна сказать, что папулина страсть к мамуле является воистину шекспировской: он обожает свою супругу, как Ромео Джульетту, и ревнует ее, как Отелло Дездемону. Я не помню, чтобы мамуля когда-либо давала мужу по-настоящему серьезный повод для ревности, но папуля не пренебрегает даже самыми несерьезными поводами. Правда, ссоры родителей идеально подходят под определение «милые бранятся – только тешатся».

Пока я умиленно созерцала предков, в прихожей хлопнула дверь. И тут же, словно по сигналу, на подоконник обрушился ливень.

– Кто-то пришел? – спросила мамуля, не поднимаясь из-за стола, уже накрытого к завтраку, и рассеянно глядя на побежавшие по оконному стеклу ручейки.

Папуля выглянул из кухни, посмотрел и лаконично сообщил:

– Наш сын.

– Зяма? – неразумно уточнила мамуля.

Разумеется, папулино лицо тут же потемнело до классического мавританского колера:

– У нас вроде один сын?

– У нас тоже! – заверила ревнивца мамуля, безмятежно хрупнув огурцом.

– У кого это – у вас?

В благородном венецианском семействе назревал скандал. Я оставила темпераментных предков выяснять отношения и пошла пообщаться с Зямой. Он отправился прямиком в свою комнату, но дверь запереть не потрудился, и я нахально к нему вломилась.

Братишка лежал на софе, как выброшенный на берег морж. Сходство усугублял серо-розовый костюм, изрядно помятый. Похоже было, что моржа в процессе выброса крепко побило о прибрежные камни.

– Ты задержался, – заметила я, выразительно посмотрев на часы.

– А ты ушла слишком рано и многое пропустила, – парировал Зяма.

– Похоже, что так! – согласилась я, рассматривая сердитую физиономию братца.

На одной его щеке краснели царапины, на другой наливался синевой обширный кровоподтек. На участках тела, закрытых одеждой, вероятно, тоже имелись повреждения: Зяма погладил свое пыльное колено и поморщился, потом потер бок и ойкнул.

– Твоя новая пассия оказалась садисткой? – доброжелательно поинтересовалась я.

Хмурое лицо братца чуточку повеселело.

– Моя пассия? Нет, это не она. – Зяма осторожно прикоснулся к царапине и скривился. – Меня били другие женщины.

Он потрогал фингал и угрюмо добавил:

– И мужчины.

– О! – уважительно протянула я. – Так это была групповуха?

– Вроде того. – Зяма осторожно сел, охнул и испытующе посмотрел на меня:

– Ты точно хочешь это знать, Индиана Джонс?

Это необычное обращение заставило меня понять, что дело серьезное. Лестным именем Индиана Джонс братец называет меня только в случаях, когда ему до зарезу нужна моя помощь. В иные времена я для него Дюха, Индюшка, Индуска и Индейка. Окрестив меня Индией, мамуля даже не догадывалась, что тем самым дарит Зямочке в пожизненное пользование прекрасный виртуальный тренажер для упражнения в остроумии!

– Сейчас сбегаю за жилеткой! – пообещала я, но никуда не побежала, наоборот, поудобнее устроилась в кресле.

– Ну, тогда слушай, – зловеще молвил Зяма и без промедления начал плакаться в мою воображаемую жилетку.

По словам Зямы, он был нещадно и неоднократно бит на протяжении минувшей ночи, не ознаменовавшейся для него новыми романами. Это, конечно, было очень обидно. Зяма, в принципе, не возражает время от времени пострадать за любовь, он даже готов принять пару оплеух в кредит, в расчете на последующее погашение набежавшего долга с процентами, но в данном случае получилось совсем наоборот – это с него истребовали пеню.

– Чтобы человеку набили морду за связь с женщиной, которая уже умерла, – в моей практике такое случилось впервые! – возмущенно сказал он.

– Так это кто – Машенькин муж тебя отделал? – сочувственно спросила я.

– Ах, если бы! – фыркнул братец. – Положим, мужу я бы и сам накостылял! Нет, на меня набросилась чокнутая мужняя мать!

Я не сразу сообразила, что Зяма выдал не ругательство, а непростое для понимания на слух определение степени родства. Чтобы перевести его на нормальный человеческий язык, я потратила с десяток секунд:

– То есть тебя била свекровь покойной Машеньки? А за что?

– Боже, да ни за что! – Зяма порывисто всплеснул руками и смахнул с дивана подушку. Я подобрала ее (зачем добру пропадать!) и сунула себе под бочок. – Просто эта возрастная психопатка увидела, как я заглядывал Машеньке под юбку, и по этому поводу устроила жуткий скандал прямо на поминках!